Выслушав из уст Владимира, при каком условии московский князь готов вернуть ему Лопасню, Олег помрачнел и промолвил:
— Помер Владимир Ярославич, уже три месяца минуло, как он отдал Богу душу.
— Как же так? — в растерянности пробормотал Владимир. — С чего вдруг?
— Захворал и помер, — проворчал Олег, не глядя на Владимира. — Такое со всяким может случиться.
— А может, это ты поспособствовал, чтобы такое случилось, а? — Владимир так и впился пристальным взглядом в суровое лицо Олега. — Тебе ведь выгодна смерть Владимира Ярославича.
— Нечего на меня зыркать, младень! — вспылил Олег. — Я ведь тоже могу обвинить тебя в убийстве твоего родного дяди. Расскажи-ка мне правдиво, что ты сотворил с Проклом Ивановичем, нагрянув прошлым летом к нему в Галич. Ну, чего молчишь?
— Не убивал я Прокла Ивановича, — проговорил Владимир, смущенный гневным напором Олега. — Бог свидетель!
— И я готов Богом поклясться, что не причастен к смерти своего двоюродного брата, — сказал Олег, не пряча глаз от Владимира. — Не скрываю, что Владимир Ярославич скончался в Рязани. Однако к тому времени я его из темницы выпустил и оковы с него снял. Сын его Иван может это подтвердить.
— Где теперь Иван? — спросил Владимир. — Можно мне поговорить с ним?
— Иван сидит князем в Пронске, — промолвил Олег. — Я вернул ему отцовский удел, взяв с него присягу на верность моему дому. Если хочешь, я могу послать гонца в Пронск. И уже завтра Иван будет здесь.
— Хорошо, — вздохнул Владимир. — Пусть будет так.
Олег пригласил Владимира потрапезничать с ним и его семьей.
Покуда челядинцы накрывали на стол в трапезной, Олег показал Владимиру свои книги на русском и греческом языках. Олегова библиотека находилась в особом теремном покое на втором ярусе, там было много света, поскольку окна выходили на юго-восток. В этом помещении вдоль стен тянулись широкие полки, на которых были разложены книги в кожаных переплетах. Особо редкие и дорогие Олегу книги хранились в сундуках, обитых листовой медью.
Владимир поразился такому обилию книг в тереме рязанского князя. «Недаром про Олега говорят, что он вельми смыслен и мудр», — невольно подумалось ему.
Владимиру было ведомо, что Олег женат на Евфросинье, дочери Ольгерда. Матерью Евфросиньи была дочь витебского князя Мария Ярославна, которая являлась первой женой Ольгерда. Ныне Ольгерд был женат второй раз на сестре тверского князя Ульяне Александровне. Альдона, жена Владимира, была рождена Ольгерду его второй супругой. Таким образом, Евфросинья и Альдона были сводными сестрами.
Евфросинье Ольгердовне было тридцать лет. Это была необычайно красивая женщина с благородными чертами лица, с дивными светло-серыми глазами и длинной белокурой косой. Рязанская княгиня приветливо улыбалась Владимиру, расспрашивая его об Альдоне, с которой она ни разу не виделась, но очень хотела повидаться. Познакомился Владимир и с детьми Олега. Старшему из Олеговых сыновей Роману недавно исполнилось пятнадцать лет. Среднему сыну Радославу было тринадцать лет. Младшему Федору — одиннадцать. Дочери Олега Анастасии было десять лет.
Если Роман в точности походил на отца, то Федор и Анастасия чертами лица полностью уродились в мать. Лишь Радослав соединил в своем облике что-то от матери и что-то от отца.
За этим же столом оказалась пятнадцатилетняя Ольга, дочь покойного Владимира Ярославича. Это была миловидная молчаливая девушка с русыми косами и печальными зеленовато-голубыми очами. Как пояснил Олег Владимиру, племянница взята им на попечение. Мол, он уже подыскал ей достойного жениха среди сыновей муромского князя.
Владимир успел заметить тень неприязни, промелькнувшую по склонившемуся над тарелкой лицу княжны Ольги при упоминании ее дядей «достойного жениха» из Мурома. Это навело Владимира на мысль, что княжна Ольга, скорее всего, пребывает в Рязани не по своей воле, что у Олега Ивановича явно не все ладно в отношениях с двоюродной родней и в этой связи неожиданная смерть Владимира Ярославича не может не вызывать самые худшие подозрения.
Ночью над Серпуховом прокатилась гроза, с ветром и ослепительными молниями. Не обронив на иссушенную зноем землю ни капли дождя, завеса из тяжелых мутно-лиловых облаков проплыла по небесам в сторону муромских лесов.
Разбуженный грозой Владимир осторожно выскользнул из горячей постели, стараясь не потревожить спящую Альдону. Шлепая босыми ногами по деревянным половицам, он пробрался в угловую светелку, куда уже заглянули первые робкие лучи восходящего солнца.
Владимир распахнул окно. Ему открылся вид на тесное скопище деревянных домов, теснившихся по склонам Красной горки до самого берега реки Нары. Раньше из этого окна можно было увидеть голубую ленту реки. Теперь по крутому берегу Нары и вдоль ее притока Серпейки протянулся мощный земляной вал в пять саженей высотой с возведенной на его гребне стеной из дубовых бревен. Строительство крепостных стен и башен Серпухова завершилось две недели тому назад.
При взгляде на длинную бревенчатую стену, на пузатые башни, увенчанные высокими конусообразными кровлями, в сердце Владимира разливалось горделивое осознание того, что и его удельный град отныне представляет собой неприступную крепость. Во время недавней встречи с Олегом Владимира уязвляла его похвальба, мол, добротно укрепленная Рязань есть крепкий орешек для любого врага. «Не то что Коломна с ее обветшавшими стенами, — молвил Олег. — И тем более Серпухов, который голыми руками взять можно!»
Да, было время, когда Серпухов можно было захватить голыми руками. Но теперь это время миновало! Отныне Серпухов неприступен, как и Рязань!
Услышав позади чьи-то легкие быстрые шаги, Владимир обернулся — в дверях стояла Альдона, вся розовая после сна, с распущенными по плечам светлыми волосами. Одной рукой она придерживала у себя на груди льняную простынь, которая укрывала ее стройную фигурку наподобие длинного плаща.
— Ты почто не спишь, милый? — тихо спросила Альдона, подавив зевок тыльной стороной ладони. — И почто ты сидишь голый у окна?
Владимир улыбнулся и пожал плечами.
— Я хотел лишь взглянуть на восход солнца, — сказал он. — Подумал, все вокруг спят в такую рань, кто меня увидит. А ты чего вскочила, ласточка моя?
— Душно, потому не спится, — промолвила Альдона, затворив дверь на щеколду. — Гляжу, а я одна на ложе. Вот и побежала тебя искать! — Сбросив с плеч тонкую простыню, Альдона нагая приблизилась к мужу. — Мы с тобой сейчас как Адам и Ева. Может, согрешим?
На пунцовых устах Альдоны трепетала лукавая улыбка, ее темно-синие глаза озарились блеском нескрываемого вожделения. Такое у нее часто бывало по утрам, поэтому Владимира ничуть не удивил этот порыв сладострастной чувственности, охвативший его юную супругу.
Владимир нежно привлек Альдону к себе, обняв ее за гибкую талию. Альдона обвила шею мужа руками, их губы соединились в долгом поцелуе.