— Я полностью разделяю желания и чаяния Ивана Вельяминова, — ответил Владимир. — Ежели он поможет мне сесть на московский стол, я сделаю его тысяцким. У него будут полномочия и доходы, какими владел его покойный отец. Тебя, друже, я тоже не оставлю своими милостями.
Видя, что Некомат смотрит на него испытующе, Владимир придал своему лицу вид суровой надменности. За своим каменным спокойствием Владимир прятал внутреннее волнение. Ему непременно нужно перехитрить Некомата, чтобы через него заманить в сети Ивана Вельяминова!
— О князь, Иван Вельяминов и я сделаем все, чтобы ты вокняжился в Москве! — Некомат улыбнулся и радостно заерзал в кресле. — С таким союзником, как Мамай, нам это дело по плечу!
Намеренно хмуря брови и нагоняя на себя некоторую озабоченность, Владимир заговорил с Некоматом о том, что лично у него есть большие сомнения в могуществе Мамая. Ведь Мамай с большим трудом одолел Араб-Шаха. И хотя Мамай захватил Сарай, тот же Араб-Шах, засевший в мордовских землях, ему не подвластен. Также не подчиняются Мамаю ордынские удельные правители в Ас-Тархане и Булгаре. В этой связи Владимир дал понять Некомату, что он со своей стороны предпринял шаги для тайного сговора с Ягайлой в надежде на его помощь.
— Моя жена доводится родной сестрой Ягайле, — заметил Владимир с горделивой улыбкой. — Думаю, Ягайло будет рад помочь своему родственнику сесть князем в Москве.
Некомат закивал головой, одобряя намерение Владимира искать опору и в Ягайле. «Все средства хороши, коль речь идет о захвате власти!» — обронил он.
Светильник, горевший на столе, бросал рыжие отсветы на черные волосы Некомата, на его загорелое лицо с отвагой во взоре. Сурожанин мало походил на торговца, он, скорее, смахивал на воина.
По взгляду Некомата и по его отрывистым движениям Владимир понимал, что это человек действия. Именно эта черта характера Некомата и сблизила его с Иваном Вельяминовым. Ненавязчиво расспрашивая сурожанина об изменнике Вельяминове, Владимир выяснил, что тот изнывает от тоски, живя в Орде. Все помыслы и устремления Ивана Вельяминова сосредоточены на том, как бы ему поскорее вернуться на Русь.
Со слов Некомата выходило, что Иван Вельяминов готов сам зарезать Дмитрия Ивановича, если Владимиру не хватает духу на это. Надо только заманить Дмитрия в Серпухов под каким-нибудь предлогом. Ведь Дмитрий приезжает же время от времени в гости к своему двоюродному брату с небольшой свитой.
Владимир изобразил досадливое смущение, говоря Некомату, что ему и впрямь трудно заставить себя поднять нож на Дмитрия.
— Если за это возьмется Иван Вельяминов, тогда решение этого затруднения налицо! — тут же оживленно добавил Владимир. — Я смогу заманить Дмитрия к себе в гости уже этой весной. Ивану Вельяминову надо поскорее приехать ко мне и быть наготове!
Некомат уже на другой день отбыл из Серпухова в Орду.
Расставляя ловушку для Ивана Вельяминова, Владимир ничего не сказал об этом Дмитрию. Он страшился даже малейшей огласки, поэтому решил действовать сам и втайне от великого князя. Даже своих ближних бояр и свою супругу Владимир не посвятил в свою затею. Лишь Ларгий был сообщником Владимира в этом деле.
Жена Владимира ходила беременной, ей уже подходил срок, чтобы разродиться. Владимир хотел пригласить Дмитрия на крестины младенца. Все это Владимир через Некомата передал Ивану Вельяминову. Некомат своими глазами видел беременную Альдону, поэтому он мог засвидетельствовать это Ивану Вельяминову.
Уловка Владимира сработала: в начале мая Иван Вельяминов тайно приехал в Серпухов. Вместе с ним прибыл Некомат Сурожанин.
Оба немедленно были схвачены дружинниками Владимира и связанными доставлены в Москву.
* * *
Дмитрий Иванович не стал даже разговаривать с Иваном Вельяминовым. Великий князь созвал всех его родственников и велел им самим судить изменника.
Боярский клан Вельяминовых очень дорожил своим высоким положением, которое слегка пошатнулось после измены Ивана и Полиевкта Вельяминовых. Желая доказать великому князю свою преданность, бояре Вельяминовы единодушно вынесли смертный приговор изменнику Ивану. Голосование было открытым. На этом суде присутствовала и мать изменника боярыня Мария Михайловна. Она первая проголосовала за смертную казнь.
Иван Вельяминов держался на суде с завидным присутствием духа. Глядя в глаза своим родным дядьям и двоюродным братьям, он презрительно усмехался и называл их «покорными безмозглыми овцами в загоне у Дмитрия». Когда до Микулы Вельяминова дошла очередь выносить смертный приговор, то он произнес его, не смея поднять глаз на родного брата-изменника. «Жаль, отец тебя сейчас не слышит, брат», — с горечью сказал Иван. Услышав это, Микула Вельяминов побледнел как полотно. И до окончания судебного заседания он больше не проронил ни слова.
Выслушав смертный приговор из уст матери, Иван Вельяминов с удивительным спокойствием бросил ей: «Мне будет очень лестно, матушка, коль ты придешь взглянуть, как я буду умирать».
Ни на допросах, ни на суде Иван Вельяминов ни словом не обмолвился о замыслах Мамая и о том, как на того подействовало поражение мурзы Бегича на реке Воже. Применять пытки к Ивану Вельяминову великий князь запретил, понимая, что человек с такой твердостью духа и под пытками ничего не расскажет о том, что замышляет Мамай.
Иван Вельяминов проговорился лишь о печальной судьбе своего брата Полиевкта, отвечая на вопросы матери, поинтересовавшейся о нем. Выяснилось, что Полиевкт стал доносить на Мамая хану Мухаммеду-Булаку, не догадываясь о том, что тот является куклой, посаженной на ханский трон тем же Мамаем. Сразу после того, как мурза Бегич ушел в набег на Русь, Мамай приказал своим улусным эмирам зарезать Мухаммеда-Булака. Вместе с ханом были убиты его слуги, среди которых находился и Полиевкт.
Иван Вельяминов нисколько не сожалел о смерти Полиевкта, считая его тряпкой и обузой в любом деле.
Некомат Сурожанин, в отличие от Ивана Вельяминова, грозил боярам, которые допрашивали его, скорой и страшной карой.
«Пусть я умру, но и Москве осталось недолго стоять, — злобно кривя рот, молвил Некомат. — Мамай уже сговорился с Ягайлой и с рязанским князем о совместном походе на Москву. В ставке Мамая собраны несметные полчища! Воинские становища раскинулись вдоль Дона на целый дневной переход. Двадцать улусных эмиров и сорок кипчакских беев привели к Мамаю свою конницу. И немало куреней еще на подходе…»
Местом казни было выбрано Кучково поле, расположенное за великим посадом, при слиянии Москвы-реки и Неглинки. Толпы людей пришли посмотреть на вынесение жестокого приговора изменнику и его пособнику. Ивана Вельяминова и Некомата Сурожанина казнили в один день и час. Обоим отсекли голову мечом. Многие из московлян не ожидали, что великий князь будет столь беспощаден к Ивану Вельяминову, который доводился ему двоюродным братом.
Дмитрий Иванович распорядился, чтобы голову Ивана Вельяминова насадили на шест и установили на торговой площади всем на обозрение. «Глядите, — молвил великий князь своим боярам, — восхотел Ванька Вельяминов стать выше меня и действительно возвысился! Токмо велика ли ему честь от этого?»