…Владимир сидел на траве, прислонясь спиной к развесистой черемухе, на нем была кольчуга и стальные наручи, к поясу был пристегнут длинный меч в ножнах. Шлем Владимир положил рядом с собой. Закрыв глаза, он лениво жевал травинку.
Августовское солнце уже зацепилось нижним краем за кромку дальнего леса, клонясь к закату.
Стоящие возле лошадей дружинники негромко о чем-то переговаривались; в кронах берез и вязов шумел ветер.
Заслышав приближающиеся мягкие шаги по траве, Владимир открыл глаза.
К нему приблизился Ян Волосожар в панцире и шлеме, со щитом на левой руке. Преклонив одно колено, он негромко произнес, глядя в глаза Владимиру:
— Татары, князь. Надвигаются!
— Много? — спросил Владимир, небрежно сплюнув травинку.
— Тыщи две, не меньше, — ответил боярин. — Все конные.
— Это наверняка головной отряд, — сказал Владимир, поднявшись на ноги. — Пропустим их. Нам нужна добыча покрупнее!
Через какое-то время за передовым отрядом степняков появился другой конный отряд, гораздо более многочисленный, судя по бунчуку из белых конских хвостов, во главе его стоял какой-то ордынский эмир.
— Что ж, сей зверь для нашей западни сгодится! — надевая шлем на голову, промолвил Владимир.
Передовой татарский отряд с торжествующим воем и улюлюканьем кинулся грабить оставленные на волоке ладьи, в которых находились тюки с различным товаром, мешки со съестными припасами и немало вещей, полезных в дороге.
Увлекшиеся грабежом степняки не сразу заметили русских ратников, которые без боевого клича скатились на них сверху по склонам холмов. Поскольку русичи напали на татар одновременно с двух сторон, у степняков не было никакой возможности сплотиться для стойкой обороны. Разрозненные и растерявшие в сумятице своих лошадей, ордынцы сотнями гибли под мечами и топорами русичей, их изрубленные тела кучами громоздились возле крутобоких насадов со звериными головами на носовых штевнях.
Волок представлял собой не прямую дорогу, он змеился между холмистыми увалами, поэтому татары, находившиеся во втором отряде, не подозревали о печальной судьбе своего головного отряда, разделенные с ним склонами двух холмов, покрытых лесом.
Пробиваясь к татарскому эмиру, Владимир рубил мечом степных наездников, которые шарахались от него, устрашенные его свирепым напором. В душе Владимира клокотала неистовая злоба, которая удесятеряла его силы. Плоские кипчакские шлемы лопались от его крепких ударов, кольчуги и кожаные панцири не спасали врагов от разящего клинка в могучей руке Владимира. Замах мечом — и голова татарина в мохнатой шапке слетела с плеч, еще замах — какой-то степняк завизжал от боли, потеряв отсеченную по локоть правую руку, сжимающую саблю. Наконец, пронзив насквозь мечом вражеского знаменосца, Владимир оказался лицом к лицу с ордынским эмиром, ребристый шлем которого был обмотан белой чалмой.
Оскалив зубы, эмир взмахнул саблей, направив своего вороного коня вперед и чуть в сторону. Владимир уверенно отбил вражеский удар, затем двинул эмира рукоятью своего меча промеж глаз с такой силой, что выбил его из седла.
Когда подоспевшие гридни схватили полубесчувственного эмира и сорвали с него шлем, Владимир коротко рассмеялся. Как и в битве на Куликовом поле, судьба опять свела его с Сары-Ходжой. Владимир не узнал Сары-Ходжу сразу, поскольку у того борода и усы были выкрашены хной.
В этом скоротечном сражении на волоке оба татарских отряда были разбиты наголову, потеряв только убитыми около четырех тысяч человек. Несколько сотен ордынцев угодили в плен вместе со своим военачальником Сары-Ходжой. Полторы тысячи татар сумели спастись бегством. В русском войске было убито меньше сорока человек.
Утром следующего дня победоносное русское войско вернулось в свой стан под Волоком Ламским. В городе громко звонили колокола; люди вышли из домов, чтобы посмотреть на пленных татар, которых провели по главной Торговой улице, вымощенной ровными еловыми бревнышками. Татар рассадили по темницам и подвалам, чтобы затем продать их в рабство.
Сары-Ходжу привели в дом наместника. Там его поджидал Владимир, уже без доспехов, в роскошном княжеском платье, с золотой гривной на шее.
— Ты подлейший из людей, — заговорил со знатным пленником Владимир, даже не предлагая тому сесть на стул. — На Куликовом поле я пощадил тебя, взяв с тебя слово, что ты впредь не обнажишь меч на русских. По своей душевной подлости ты нарушил данное слово и взялся за старое. И вот ты вновь мой пленник, Сары-Ходжа. Теперь пощады не жди!
Светлые глаза Владимира сверкнули ледяным блеском. Он сидел в кресле с подлокотниками, откинувшись на высокую спинку.
У окна на скамье расположился чернобородый Кирей Смоктун, с интересом разглядывая позолоченный шлем, снятый с пленного эмира.
За спиной у Сары-Ходжи стояли два молодых гридня из дружины серпуховского князя.
У пленника был распухший нос и синяк под левым глазом. Добротную одежду с него сняли воины из дружины наместника, дав взамен старый рваный халат, такие же порты и стоптанные башмаки. Поэтому вид у Сары-Ходжи был довольно жалкий.
— Чего ты бороду покрасил в рыжий цвет? — поинтересовался Владимир и жестом позволил пленнику сесть на стул возле печи.
— Я недавно женился на знатной персиянке, а у нее в роду так заведено, чтобы мужчины красили волосы или бороду хной, — ответил Сары-Ходжа. И тут же жалобно простонал: — Пощади меня, князь. Я могу быть тебе полезным. Теперь ханский трон в Орде занимает Тохтамыш, величайший воитель. Сразу после Куликовской битвы Тохтамыш разгромил остатки войск Мамая. Спасаясь от Тохтамыша, Мамай бежал в Кафу к фрягам, но те убили его.
— И правильно сделали, — вставил Владимир, переглянувшись с наместником.
— Тохтамыш железной рукой объединил Золотую Орду под своей властью, — продолжил Сары-Ходжа. — Тохтамыш взял Москву, чего не смогли сделать ни Ольгерд, ни Мамай…
— Что ты сказал, нехристь? — вздрогнул Владимир. — Что ты сказал?!
— Я сказал истину, князь, — пробормотал Сары-Ходжа. — Москва взята Тохтамышем больше недели тому назад.
— Лжешь, собака! — вскричал Владимир, стиснув кулаки. — Не мог Тохтамыш взять Москву! Ибо стены Москвы неприступны!
— Московляне сами открыли ворота Тохтамышу после трех дней осады, — сказал Сары-Ходжа. — Я свидетель этого.
— Лживая свинья! — Владимир вскочил, отшвырнув кресло. Бросившись на побледневшего Сары-Ходжу, он встряхнул его с такой силой, что у того лязгнули зубы. — Ты решил поиздеваться надо мной, негодяй. Ну, тогда получи за это!
Сильным ударом кулака Владимир сбил Сары-Ходжу с ног.
Возвышаясь над поверженным пленником, Владимир язвительно спросил у него:
— Ну-ка, дружок, скажи мне, взял ли Тохтамыш Москву?