Неудержимые слезы хлынули из очей Пребраны, когда она рассказывала дружинникам о творимых мунгалами насилиях во взятой Рязани и о том, какую страшную смерть приняла гордая и красивая княгиня Евлампия.
Здесь же, на теремном дворе, среди многих других мертвых тел Пребрана обнаружила и обезглавленное тело своего отца.
После того как Ингваря Игоревича разбил паралич, главенство над княжеской дружиной принял боярин Евпатий Коловрат.
* * *
Среди рязанцев, державших оборону в Успенском соборе и перебитых там татарами, были найдены тела епископа Паисия и архидьякона Ферапонта. Татары, разграбившие Успенский храм, так и не отыскали потайное подвальное помещение под полом ризницы.
Там успели укрыться инок Трофим со своей летописной книгой и несколько женщин с детьми, среди которых оказались жена и сын боярина Евпатия Коловрата.
Не обнаружили татары и подземелье в рязанском детинце – это был неоконченный подземный ход, ведущий к оврагу, где пролегает русло ручья Серебрянка. Этот потайной ход начали рыть еще двадцать лет назад, но оставили эту затею, наткнувшись на прочный каменный пласт. Ныне это подземелье спасло от смерти и плена около тридцати женщин и детей, в основном это были жены и дети бояр.
Чтобы дать весть всем русичам, прячущимся в лесах вокруг Рязани, что в городе свои, а татар здесь нет, Евпатий Коловрат повелел каждый день утром и вечером звонить в главный колокол на звоннице Успенского храма.
В Рязань потянулись отовсюду люди: кто-то шел пешком, кто-то ехал верхом или на санях. В большинстве своем это были смерды из окрестных деревень, которые тоже подверглись разорению татарами. Одними из первых в Рязань пришли из леса сотник Лукоян и половчин Кутуш.
Рассказывая Евпатию Коловрату о том, как ему удалось спастись, Лукоян хвалил Кутуша за находчивость. Тот нацепил на себя татарскую шубу и шапку, связал Лукояну руки и повел его из захваченной врагами Рязани в сторону татарского становища. Со всеми встречными татарами Кутуш разговаривал на своем родном языке, а поскольку в Батыевой орде было много половцев и саксин, то никто из мунгалов ничего не заподозрил.
«Не доходя до лагеря нехристей, Кутуш развязал мне руки, и мы с ним сиганули в лес, – с усмешкой молвил Лукоян. – Все это время мы по лесам и шастали, пока не набрели на лесную заимку, где укрывались от мунгалов старичок и две девицы. Они потеснились и приняли нас к себе. Кстати, одна из девиц оказалась дочерью боярина Турдея».
Боярин Турдей был не просто давним знакомым Евпатия Коловрата, он доводился ему тестем.
Дед Евстрат, Фетинья и Милослава пришли в Рязань уже на другой день вместе с Кутушем, который сходил за ними в Излучинский лес.
Милослава нашла всех своих родственников убитыми. Фетинья как ни искала мать и сестру среди множества трупов, так и не смогла их найти.
– Значит, живы они и уведены мунгалами в полон, – сказала Фетинье Пребрана. – Это тоже неплохо. Мать твоя не из робких, а сестра Варька и подавно. Они удерут от нехристей при первой же возможности.
Слушая Пребрану, Фетинья согласно качала головой, а у самой слезы так и бежали из глаз капля за каплей.
Аннушка тоже обливалась слезами, но это были слезы безудержной радости от встречи с братом, уцелевшим в жесточайших схватках с мунгалами и ускользнувшим, казалось бы, от неминуемой смерти в день падения Рязани.
В эти же дни в Рязани объявился Гурята, сын боярина Бронислава. Отстав в лесу от рязанского войска после сечи у Черного леса, Гурята оказался отрезанным от Рязани полчищами татар, обложившими город уже на другой день после битвы. Все это время Гурята скрывался в лесах за Окой на дальних выселках, куда бежали от татар многие смерды со своими семьями.
Самый удивительный побег из татарского плена совершил княжеский толмач Шестак, который приехал в Рязань верхом на гривастом степном скакуне. Оказалось, ему помогла бежать из неволи монголка Уки, взятая Шестаком в татарском стане у Черного леса. После взятия татарами Рязани Уки вернулась к своему прежнему господину – хану Бури, а раненный в сече Шестак угодил к татарам в рабство. Господином Шестака стал все тот же хан Бури, который повелел своим слугам вылечить пленника, владеющего несколькими степными диалектами.
Когда Шестак оклемался и смог самостоятельно ходить, то Уки, помня его доброе к ней отношение, увела коня из ханского табуна и привязала его к дереву в лесу. Затем Уки украдкой сообщила Шестаку, как отыскать в лесу коня с притороченной к его седлу сумкой с провизией. Во время сильного снегопада Шестак сумел ускользнуть из татарского лагеря в лес. Он умело изображал из себя больного, еле передвигающего ноги, поэтому мунгалы толком и не следили за ним, полагая, что такому слабому пленнику бегство не по силам.
Шестак сообщил Ингварю Игоревичу, что он видел среди невольниц в татарских обозах его супругу Софью Глебовну, а также жену покойного Юрия Игоревича – Агриппину Давыдовну. С княгиней Зиновией, женой Глеба Ингваревича, Шестаку даже удалось перекинуться парой фраз в неволе.
Еще Шестак поведал убитому горем Ингварю Игоревичу о доблестной смерти его сыновей Романа и Глеба, оборонявших от мунгалов Коломну. К моменту бегства Шестака из становища хана Бури Коломна была уже разорена татарской ордой.
Свое прозвище боярин Евпатий получил за свою неимоверную физическую силу. Коловратом в здешних краях называли стоячий вал с рычагами для подъема тяжестей.
Однажды на рязанском торжище у какого-то купца отвалилось колесо от телеги с грузом кричной железной руды. Четверо сильных мужиков не могли приподнять край груженого воза, чтобы поставить колесо на место. Купец и его люди уже собрались разгружать повозку, когда мимо проходил боярин Евпатий. Он без особого труда приподнял воз с рудой, дав возможность слугам купца закрепить отвалившееся колесо на тележной оси.
После этого случая за боярином Евпатием закрепилось прозвище Коловрат.
По-прежнему прикованный к постели, Ингварь Игоревич вызвал к себе боярина Евпатия и обратился к нему с такими словами:
– Друже Евпатий, ты был лучшим из воевод моего брата, в сечах бывал не раз и от врагов никогда не бегал. Ратники тебя боготворят и пойдут за тобой в огонь и воду! Недуг проклятущий свалил меня с ног, поэтому не могу я сейчас войско возглавить. Сын мой Игорь тоже в полководцы не годится, ибо молод и неопытен еще. Племянника Ярополка я отправил в Пронск собирать там людей, кто уцелел, да восстанавливать наши грады вдоль реки Прони. – Ингварь Игоревич стиснул в своих руках могучую длань боярина Евпатия.
Голос князя зазвенел от еле сдерживаемого гнева:
– Нельзя допустить, чтобы наши жены и дочери томились в неволе у нехристей. Нельзя оставить безнаказанными злодейства мунгалов! Надо настичь Батыеву орду и расквитаться с татарвой за все мучения рязанцев, за каждого убитого младенца, за каждую опозоренную женщину! И прежде всего, боярин, надо сторицей отплатить мунгалам за смерть моей матери и моих братьев. Пусть безбожный Батыга не думает, что рязанские копья до него уже не дотянутся, что иссякла в Рязани воинская сила! Возьми мою дружину, Евпатий, и стяг мой возьми, догони орду татарскую, освободи из рабства жен и дочерей наших, поруби мунгалов, соединясь с суздальскими полками. Не может такое зло оставаться безнаказанным, боярин. Кровь за кровь! И смерть за смерть!