На истоптанном окровавленном снегу лежала совершенно голая Тулусун с перерезанным горлом. Над телом юной ханши, по которому пробегали последние судороги, стоял сотник Тайча, деловито затягивая веревку на своих замшевых штанах, чтобы они не сваливались с него. У ног сотника лежал на снегу окровавленный нож.
В двух шагах от Тайчи стояли Хоилдар и Бадал, начальник ханских кебтеулов. В руках у Хоилдара была песцовая шапка Тулусун. Бадал разглядывал теплые кожаные сапожки ханши. При виде Моисея их оживленный разговор сразу прервался.
Моисей успел заметить неподалеку за деревьями белого коня, на котором Тулусун умчалась из становища, и рядом еще трех лошадей. Ему все сразу стало понятно: Тулусун была не просто ограблена и убита, но еще и изнасилована перед этим. И сделали это люди из ближайшего окружения хана Кюлькана!
– Хан Кюлькан не простит вам это злодеяние, негодяи! – пятясь назад, промолвил дрожащими губами Моисей. – Вы все умрете в страшных муках! Я сейчас позову…
Запнувшись за корягу, Моисей упал навзничь.
– Не шуми, Мосха! – насмешливо проговорил Хоилдар, протянув руку Моисею. – Ты такой же преступник, как и мы, поскольку тайно пользовал жену хана. Вставай, не бойся.
Моисей поднялся, с опаской поглядывая на убийц Тулусун.
– Случилась большая беда, Мосха, – сказал Бадал, швырнув сапожки убитой ханши на ее одежду и шубу, сваленные у древней корявой сосны. – В сражении пал хан Кюлькан. Я сам видел его мертвое тело.
– Поскольку хан Кюлькан мертв, значит, жена ему больше не нужна, – с усмешкой вставил Хоилдар, стряхнув снег со спины Моисея. – Тулусун была блудлива и злопамятна. Она немало навредила мне и Бадалу. Наконец-то мы рассчитались с этой похотливой шлюхой сполна!
Моисей с поникшими плечами сел на ствол упавшей ели. Гибель хана Кюлькана не сулила ему ничего хорошего. Оставшись без столь могущественного покровителя, он уже не мог надеяться на прежнюю вольготную жизнь среди монголов.
* * *
Когда битва перекинулась в становище хана Кюлькана, а русский боевой клич раздавался все ближе, заглушая звон оружия и смятенные вопли татар, тогда-то для нескольких сотен русских невольников пришла пора освобождения. Татарам, оказавшимся в бедственном положении, было уже не до пленников, которые группами и в одиночку бежали туда, где алели на фоне белых снегов красные русские щиты и багряные стяги.
Воспользовались удачным моментом и Терех с Саломеей. Они без раздумий бросились бегом на шум сражения, уворачиваясь от проносящихся мимо конных степняков, разгоняя испуганных овец и перескакивая через убитых татар. Сквозь лязгающую железом сумятицу широко раскинувшегося побоища Терех протащил Саломею за руку, прикрывая ее и себя от летящих стрел и дротиков подобранным где-то на бегу щитом.
Оказавшись в тылу русского войска, Терех и Саломея вместе со множеством прочих бежавших невольников уже без помех добрались до распахнутых ворот Коломны. Жители города предоставили всем беглецам теплый кров и одежду, видя, в каких лохмотьях те вырвались из татарской неволи.
Уже в воротах Коломны Саломея вдруг узнала среди беглянок-невольниц княжну Радославу. Рабская доля тяжело сказалась на шестнадцатилетней хрупкой княжне, выросшей в заботе и неге. Она заметно исхудала, ее обветренные губы полопались, а выступившая на них кровь засохла темными сгустками. Длинные русые волосы Радославы пребывали в беспорядке, в них запутались клочки овечьей шерсти и частицы сухой соломы. Княжна была облачена в длинный рваный чапан, сквозь дыры в котором проглядывало ее белое нагое тело. На ногах у девушки были стоптанные до последней степени степные сапожки без каблуков со вздернутым носком.
Саломея познакомилась с Радославой в ту пору, когда навещала Моисея, служившего гриднем на княжеском подворье в Рязани. Радослава старалась видеться с Саломеей, даже когда та угодила в опалу к ее отцу и матери.
Узнав Саломею, измученная унижениями Радослава со слезами бросилась к ней на шею. У Саломеи тоже хлынули слезы из глаз.
Терех осторожно оттеснил обнявшихся рыдающих подруг в сторонку, чтобы они не загораживали дорогу толпе невольников, валом валившей в город.
Роман Ингваревич доводился Радославе двоюродным братом. Его супруга Анастасия Борисовна с участливым радушием приняла в своем тереме Радославу и пришедших вместе с нею Тереха и Саломею.
Всем русским невольникам, бежавшим в этот морозный январский день из татарских становищ в Коломну, казалось поначалу, что теперь-то все их беды остались в прошлом. Наконец-то нашлась сила, сокрушившая доселе неодолимых татар! Однако ближе к вечеру события стали разворачиваться в худшую для русских полков сторону.
С верховьев Оки к Коломне вышли тумены Гуюк-хана и Урянх-Кадана. Уже было затихшее сражение возобновилось с новой силой, но теперь рассеявшимся по татарским становищам русским полкам приходилось порознь отражать натиск сплоченных конных отрядов татар. Первыми побежали с поля битвы ратники из Новгорода Низовского, следом за ними обратились в бегство московляне вместе со своим князем Владимиром Георгиевичем.
Воевода Еремей Глебович пытался собрать полки в мощный кулак, но его сразила татарская стрела, и больше единоначалия в рядах суздальского войска не было. Князья и воеводы действовали каждый по собственному усмотрению, стремясь не столько к победе над татарами, сколько к тому, чтобы без потерь отступить к своему укрепленному стану и сохранить взятую в татарских юртах добычу.
Рязанские ратники оказались в полном окружении, оставленные отступающими суздальцами без всякой поддержки с флангов. Только благодаря бесстрашию Романа Ингваревича и его дружинников рязанцам удалось пробиться к Коломне через полчища врагов. Этот прорыв рязанцев был оплачен такой дорогой ценой, что прорвавшиеся воины и воеводы не испытывали ничего, кроме горечи, ибо им пришлось бросить всех своих раненых и даже свои боевые стяги. Романа Ингваревича его гридни вынесли из сечи на руках. Князь был изранен с головы до ног и был чуть жив, когда его принесли в терем.
В сумерках уцелевшие князья собрались на совет.
Первым высказался Мстислав Георгиевич, заявивший, что с имеющимся у них войском татар не одолеть, а посему самое разумное – это без промедления отступить.
Владимир Георгиевич согласился с братом.
– Вы уйдете в свои земли, а мне что делать? – спросил Глеб Ингваревич. – Брат мой при смерти, от полков наших почти ничего не осталось. Жители Коломны уповают на суздальские полки, русичи, из полона бежавшие, тоже надеются на защиту суздальцев.
– Мы защитим всех беженцев, кои пожелают уйти с нашим войском во Владимир, – сказал Всеволод Георгиевич, стараясь не встречаться взглядом с Глебом Ингваревичем. – Тебе же, брат, самому выбирать: оборонять ли Коломну от мунгалов или укрыться в лесах. Любое твое решение не вызовет упреков с нашей стороны.
Придя после совета в теремные покои княгини Анастасии Борисовны, Глеб Ингваревич узнал, что его храбрый брат скончался от множества ран, не приходя в сознание.