На опушке бора среди медноствольных сосен замелькали овальные щиты и металлические шлемы галлов; громкие крики и завывания варваров нарушили глубокую тишину густого девственного леса.
На головную когорту римлян железным дождем посыпались вражеские стрелы.
Трубач по команде центуриона-примипила дал сигнал легионерам к перестроению на ходу. Выдвигаясь из тенистой просеки на озаренную солнцем широкую поляну, римляне перестроились из походной колонны в четыре боевые шеренги. Я оказался в центре боевого строя во второй шеренге. Заученным движением я взял дротик на изготовку и прикрылся щитом так, чтобы верхний его край оказался на уровне моего носа.
Между тем галлы стремительно надвигались. Длинноволосые, бородатые люди в кольчугах и кожаных панцирях, с лицами, устрашающе размалеванными синей и красной краской, валом валили из леса на поляну, перепрыгивая через коряги и поваленные ветром деревья. Галлов было очень много, от их грозного воя кровь стыла в жилах. Галльские стрелы продолжали с частым дробным звуком вонзаться в красные прямоугольные римские щиты.
По команде оптиона передняя шеренга легионеров дружно запустила дротики в скопище врагов, высыпавших из чащи на луг и сразу перешедших на бег. Вытянув шею, я старался определить, много ли галлов упало наземь после того, как на них обрушилась добрая сотня римских дротиков. Среди варваров, надвигавшихся в передних рядах, на землю свалились десятка два, не больше. Много ли врагов пало в задних рядах, было совершенно не разобрать.
Вражеская лавина – тысячи и тысячи воинов! – катилась на римлян, сминая кусты и с треском топча сухие опавшие ветки. Над рогатыми и островерхими шлемами галлов вздымались копья, узкие обоюдоострые мечи и боевые топоры на длинных рукоятках. Среди копий и шлемов покачивались галльские стяги в виде медных и серебряных драконьих голов с хищно разинутыми пастями.
«Чтобы остановить эти галльские полчища, нужны не дротики, а десантный пулемет «печенег»! – мелькнуло у меня в голове. – Не помешала бы нашей когорте и парочка гранатометов!»
Когда до врагов оставалось не более полусотни шагов, прозвучала команда оптиона во второй шеренге: «Пилумы к бою. Залп!»
Отклонившись немного назад, я метнул свой дротик, а затем проследил взглядом, как мое копье, прочертив в воздухе дугу, упало в гущу врагов вместе с пилумами моих соратников. И опять галлов упало совсем немного, к моей внутренней досаде. Их дико орущие полчища ни на миг не замедлили свой атакующий бег.
И только дротики, вылетевшие из третьей и четвертой римских шеренг, заметно выкосили атакующие отряды косматых галлов, которые вдруг смешались, перейдя с бега на шаг. Варвары спотыкались о своих убитых и раненых, свалившихся в траву совсем близко от римского боевого строя. Однако эта заминка в атаке галлов была недолгой. Почти заглохший боевой клич бородатых воинов снова огласил воздух, это напиравшие сзади варвары, нахлынув подобно приливной волне, опять придали ускорение толпам размалеванных бесстрашных гигантов. Чтобы казаться выше ростом, и без того рослые галлы надевали на голову шлемы с удлиненным, чуть загнутым вперед верхом, с рогами или с перьями, вставленными в металлические держатели в виде трезубцев. Галлы, не имевшие шлемов, смазывали свои длинные волосы известью, зачесывая их ото лба назад, чтобы они стояли торчком, напоминая взлохмаченную ветром лошадиную гриву.
Этот знатный римлянин представился мне Гаем Меммием. Судя по его уверенному, надменному взгляду, по тому, как он держится со мной, было ясно, что это птица высокого полета.
– А ты ловкий малый, приятель! – с одобрительной усмешкой произнес Гай Меммий. – Сцепился с тремя гладиаторами и мастерски уложил всех троих! Как тебя зовут, удалец?
– Авл Валент, – ответил я, тяжело переводя дыхание после яростной потасовки, случившейся двумя минутами ранее на многолюдной улице Рима.
– Ты покалечил телохранителей сенатора Цезения Пета и порвал тогу на нем самом. – Гай Меммий осуждающе покачал головой. – Не подоспей я вовремя, приятель, ты, пожалуй, прикончил бы и самого сенатора. По римским законам за это полагается смерть или вечное изгнание из отечества. Теперь ты сознаешь, от какой беды я тебя избавил, удержав твою руку, вооруженную кинжалом.
Я молча покивал головой, стараясь показать всем своим видом, что полон глубочайшей признательности этому патрицию, оказавшемуся подле меня в тот момент, когда я уже замахнулся кинжалом на сенатора Пета. Все случилось неожиданно и быстро. Я загляделся на красивую матрону, стоявшую возле лавки с благовониями. В этот миг меня грубо отшвырнули к каменной стене дома мускулистые слуги сенатора Пета, расчищавшие в толпе дорогу для своего господина. Не помня себя от бешенства, я выхватил из-под плаща кинжал и учинил кровавую бойню прямо посреди улицы. Моих навыков по владению холодным оружием и приемами рукопашного боя было вполне достаточно, чтобы за какие-то полминуты свалить на каменную мостовую троих наглых верзил, а их господина заставить побледнеть от страха, направив ему в лицо острие окровавленного кинжала.
Вокруг поднялось смятение, раздались крики женщин. Толпа из прохожих отхлынула в разные стороны от того места, где корчились, истекая кровью, слуги сенатора Пета, а он сам с ужасом на лице рвался из моих рук. Два человека, выскочившие словно из-под земли, подхватили меня под руки и утянули в ближайший боковой переулок. Лишь в харчевне, куда эти двое меня затащили, я сумел толком их разглядеть. Это были патриций Гай Меммий и его сын Публий.
Гаю Меммию на вид было около пятидесяти лет, а его стройный кудрявый сын выглядел лет на двадцать. Покуда мы с Гаем Меммием вели беседу, сидя за столом в довольно просторном помещении, Публий стоял возле окна, выходившего на узкую улицу. Он наблюдал за снующими туда-сюда прохожими, следя, нет ли за нами погони.
– В скверную историю ты вляпался, дружок! – молвил Гай Меммий, поправляя тогу на своем плече. – Цезений Пет очень мстительный человек. Можешь мне поверить, он постарается разыскать тебя, чтобы жестоко наказать. – Мой собеседник помолчал, потом спросил, глядя мне в глаза: – Ты живешь в Риме или откуда-то прибыл сюда?
– Родом я из Бовиана, но последние несколько лет проживал во Фрегеллах, – ответил я, не пряча глаз. – В Рим я приехал сегодня утром в надежде найти здесь работу и надежного покровителя.
– Так ты самнит? – усмехнулся Гай Меммий.
Я молча кивнул.
– Ну, тогда это все объясняет! – Гай Меммий привстал за столом и похлопал меня по плечу. – Только гордые самниты способны на такую безрассудную храбрость! Ты мне по душе, дружище Авл. Я готов стать твоим патроном, если ты не против, конечно. Мой род один из древнейших в Риме. – В голосе Гая Меммия прозвучали горделивые нотки. – Мой дед был консулом, а отец – цензором. Я сам сенатор и бывший претор. Моя жена доводится родной сестрой самому Помпею Великому! – При последних словах Гай Меммий многозначительно поднял кверху указательный палец.