— Где она? — встрепенулся Георгий Всеволодович, схватив брата за локоть. — Живо приведи ко мне эту иудейку!
Девица, представшая пред князем Георгием, сразу же поразила его своей не славянской красотой. Она была невысока ростом и прекрасно сложена. Облаченная в длинные одежды явно с чужого плеча, эта юная иудейка тем не менее выглядела довольно грациозно и привлекательно благодаря своей тонкой талии, пышным бедрам и довольно крупной груди. У нее были большие темно-карие глаза миндалевидного разреза с чистыми блестящими белками, на фоне которых ее длинные изогнутые ресницы казались еще темнее. Черные волосы иудейки вились длинными спиралевидными кудрями, ниспадая ей на плечи в полнейшем беспорядке. Ее уста, сочные и пухлые, потрескались от ледяного ветра, обмороженные щеки покрылись розоватыми струпьями из слезающей кожи. Звали иудейку Саломеей.
Георгий Всеволодович проявил участие к Саломее. Он приказал Сулираду принести барсучьего жира и смазать им обмороженные губы и щеки иудейки. Усадив Саломею на скамью возле теплой печи, Георгий Всеволодович сел рядом с нею. Сначала он расспросил молодую иудейку о том, откуда она родом, кто ее родители и где они сейчас. Выяснилось, что предки Саломеи долгое время проживали в Волжской Булгарии, занимаясь торговлей и ростовщичеством. Два года тому назад на Волжскую Булгарию обрушились бесчисленным потоком свирепые мунгалы, разорившие все тамошние города. Немало булгар и иудеев тогда бежало на Русь, расселившись в Муроме, Рязани и близ Новгорода Низовского. В ту пору поселилась около Рязани и Саломея вместе с родителями и старшим братом. Саломее повезло, в нее влюбился рязанский боярин Бронислав Дернович и взял ее в жены. Из маленького городка Ольгова Саломея перебралась в многолюдную Рязань, обретя достаток и знатность благодаря своему супругу.
Однако счастье Саломеи было недолгим. Всего через три месяца после ее свадьбы с боярином Брониславом к Рязанскому княжеству из степей подступила Батыева орда. Князья рязанские вышли скопом против татар в открытое поле, но силы оказались слишком не равны. Разбив рязанское войско, татары взяли приступом Рязань и все окрестные города на реке Оке и ее притоках. Боярин Бронислав хоть и успел уехать вместе с Саломеей из Рязани в городок Ожск, однако мунгалы настигли их и там. Покуда Батый с основными своими силами штурмовал Рязань, его братья в это время устремились дальше по льду Оки к Ростиславлю и Коломне. По пути стремительные конные отряды Батыевых братьев взяли Перевитск, Ожск и Переяславец. Бронислав был зарублен мунгалами в сече, а Саломея угодила в татарскую неволю.
О том, как она мыкалась в рабстве у хана Кюлькана, Батыева дяди, Саломея рассказывать не стала. Она сразу перешла к тому, как хан Кюлькан был убит в битве под Коломной и множество русских пленников из его стана разбежались кто куда. Большая часть бывших пленников укрылась в Коломне, многие рассеялись по дальним деревням и лесным урочищам, кто-то устремился ко граду Москве вместе с отступающими суздальскими полками. Среди этих последних оказалась и Саломея.
В Москве Саломею случайно увидел тамошний юный князь Владимир Георгиевич, который поселил ее в своем тереме, дав ей новую одежду и все необходимое. Саломея не стала скрывать от Георгия Всеволодовича, что она делила ложе с князем Владимиром. После всех перенесенных страхов и унижений Саломея была рада тому, что наконец-то обрела в лице князя Владимира сильного покровителя. И опять покой и счастье Саломеи нарушили татары, подступившие к Москве вскоре после захвата ими Ростиславля и Коломны.
— После двухдневного штурма татары разрушили городскую стену в нескольких местах и спалили огнем две башни, — молвила Саломея, завершая свое долгое повествование. — Понимая, что Москва неминуемо падет при следующем приступе нехристей, воевода Филипп Нянко настоял на том, чтобы князь Владимир с несколькими гриднями ночью вышли из города и укрылись в лесу за речкой Неглинкой. Отправляясь на эту ночную вылазку, князь Владимир и меня взял с собой. Едва мы перешли по льду Неглинку и углубились в березняк, как наткнулись на татарский дозор. Мунгалов было всего пятеро, поэтому гридни князя Владимира смогли их быстро перебить. За березняком оказался татарский стан, нам пришлось обходить его стороной, чтобы выйти к густому сосновому бору. — Саломея тяжело вздохнула. — Мы шли цепочкой по глубоким сугробам, захваченных у татарских дозорных лошадей Владимир и его гридни вели в поводу. Неожиданно из-за деревьев посыпались стрелы. На небе была луна, поэтому ночь выдалась светлая. Трое гридней были убиты сразу наповал. Еще трое дружинников и с ними князь Владимир схватились за мечи, когда на них выскочили из засады мунгалы. Нехристей было не меньше дюжины. Мне князь Владимир велел садиться на коня и скакать обратно к реке. — Саломея опять тяжело вздохнула, не смея взглянуть на Георгия Всеволодовича. — Лошадка подо мной оказалась дюже резвая. Она-то и унесла меня, как ветер, от погони в лес. Я долго блуждала по лесу, слыша у себя за спиной волчий вой. Уже утром я выбралась на дорогу, по которой ехали несколько саней с беженцами, спешившими во Владимир. Я пристала к ним, и через два дня оказалась во граде Владимире. А что сталось с Владимиром Георгиевичем, не ведаю, — чуть слышно добавила Саломея.
— Чего уж тут гадать, милая, — печально промолвил Георгий Всеволодович. — Принял смерть сын мой от сабель татарских. Упокой, Господи, его душу!
Великий князь осенил себя крестным знамением. Глядя на него, перекрестились находившиеся тут же Святослав и Сулирад. Перекрестилась и Саломея, которой захотелось расплакаться, до того ей было жаль доброго и благородного князя Владимира.
— Вот что, друже, — обратился Георгий Всеволодович к Сулираду, — подыщи для Саломеи место для ночлега у меня во дворце. Да накорми ее как следует, а то она, чаю, толком ничего не ела за последние несколько дней.
Сулирад молча поклонился великому князю и жестом повелел Саломее следовать за ним. Саломея безропотно повиновалась. Перед тем как выйти из комнаты, освещенной пламенем двух масляных светильников, юная иудейка тоже отвесила поклон Георгию Всеволодовичу.
— Что ж, брат, давай выпьем за упокой души твоего сына Владимира, — сказал Святослав, наливая в чаши греческое вино из медного узкогорлого сосуда. — За его смерть мы жестоко отомстим нехристям! Даст Бог, доберемся и до самого Батыги!
Георгий Всеволодович, не проронив ни слова, поднес чашу к губам и залпом выпил рубиновое терпкое вино. Осушил свой кубок и Святослав.
— Как сказать об этом Агафье, ума не приложу, — печальным голосом проговорил великий князь после долгой паузы. — Агафья души не чает во Владимире. Каково ей будет узнать, что нету его более в живых?
— Оставь Агафью в неведении, брат, — промолвил Святослав, жуя лист квашеной капусты. — Незачем ее расстраивать этим горестным известием, да еще накануне твоего отъезда. Слезы Агафьи подействуют крайне удручающе на ее снох и старших сыновей. А ведь Всеволоду и Мстиславу предстоит оборонять столицу от мунгалов. — Святослав со значением выгнул дугой густую бровь, глядя на старшего брата. — Им тоже для этого дела душевная крепость потребуется. Так что, брат, молчание в этом случае — золото.