Феодосия Игоревна подошла к бойницам, обращенным на восток. В узкие оконные проемы в башню врывались струи холодного ветра. Они обжигали лицо Феодосии Игоревне, вызывая у нее обильное слезотечение. С двенадцатисаженной высоты открывался вид на укрытые снежным покровом крыши домов, на узкие извилистые городские улочки, на белокаменный однокупольный храм, высившийся почти в самом центре Нижнего града. Вщиж был ничуть не меньше Козельска, а его стены и башни выглядели гораздо выше и внушительнее козельских укреплений. За восточной городской стеной, возведенной на гребне мощного восьмисаженного вала, примерно в полуверсте от города на белом заснеженном поле виднелись шатры и поставленные в круг сани. Там дымили костры, оттуда долетало конское ржание.
Феодосия Игоревна неслышно вздохнула. В этом становище ее ожидают слуги и боярин Матвей Цыба. Туда ей вскоре предстоит вернуться с ответом Романа Старого на условия замирения от Изяслава Владимировича и союзных ему князей. Впрочем, Феодосию Игоревну одолевало предчувствие, что никакого замирения не будет.
– Я знаю своего мужа, он из любой переделки сумеет выйти если не с победой, то с честью, – продолжила Людмила Мечиславна. – Дружина у него невелика, но закалена во многих битвах. Никому еще не удавалось взять приступом наш Вщижский замок. Не оставит нас Господь и на сей раз! – Княгиня Людмила осенила себя крестным знамением.
Скоро наступит весенняя оттепель, река Десна и ручей Чиж вскроются ото льда, разольются по округе. Рвы перед валами и стенами Вщижа заполнятся талой водой. Штурмовать город в таких условиях станет еще труднее. Так рассуждала собеседница Феодосии Игоревны.
– Я думаю, осада Вщижа не будет долгой, – молвила Людмила Мечиславна. – Мой муж все едино сговорится с Изяславом Владимировичем о тех мирных условиях, какие ему выгодны. И своего брата он ему не выдаст. Поэтому, подруга, давай лучше о наших детях потолкуем, об их судьбе. Согласна ли ты сочетать браком своего Василия с моей Гремиславой?
Феодосия Игоревна не стала юлить и изворачиваться. Конечно, она согласна, ведь Гремислава всегда ей нравилась. Людмила Мечиславна родила Гремиславу от своего первого мужа, поэтому та имела не много внешнего сходства с ее младшими детьми, рожденными ею от Романа Старого.
Вернувшись в княжеский терем, Людмила Мечиславна и Феодосия Игоревна с радостными лицами сообщили Роману Старому и его брату Анфиму о своем намерении обручить Гремиславу с Василием.
– А моего мнения ты спросить не удосужилась, милая! – с притворной суровостью в голосе произнес Роман Святославич, глядя на жену. – Вот так всегда происходит: твой ум наперед моего рыщет!
– Ну, это смотря в каких делах, голубь мой! – в тон супругу промолвила Людмила Мечиславна. – В ратные сборы и боярские советы я свой нос не сую. Кому, как не мне, о судьбе своих дочерей промыслить. Ныне вот у старшей приспела пора невеститься, а затем и у нашей младшей к этому же возраст подойдет.
– Видишь, брат, мы с тобой голову ломаем, как нам Вщиж от разорения уберечь, а у княгини моей одно на уме! – усмехнулся Роман Старый, переглянувшись с Анфимом. – Беда к нам в ворота стучится, а супруга моя и не тревожится совсем! Смех да и только!
– Коль ты не желаешь Гремиславе в женихи сыночка Феодосии Игоревны, так и скажи, – нахмурилась Людмила Мечиславна. – Все равно ведь твое слово будет решающим. – Она стояла перед супругом прямая и непреклонная, ожидая от него немедленного и ясного ответа.
– Пусть будет так, как ты решила, голуба моя, – сказал Роман Святославич. – Ни полслова, ни полнамека против сына Феодосии Игоревны я не имею, Бог свидетель.
– Вот и славно! – улыбнулась Людмила Мечиславна и подмигнула Феодосии Игоревне. Затем она вновь обратилась к мужу: – Какой ответ ты надумал дать Изяславу Владимировичу?
– Мир в обмен на брата я не приму, – ответил Роман Старый. – Стоит только дать слабину хоть в чем-то, так на тебя мигом хомут наденут. Пусть сеча рассудит нас с Изяславом Владимировичем и его братией.
– Иного решения я и не ожидала от тебя, сокол мой, – обронила Людмила Мечиславна с горделивыми нотками в голосе. – Я думаю, не стоит немедленно отпускать Феодосию обратно в стан Изяслава Владимировича. Пусть Феодосия переночует у нас, а Изяслав с братией своей пусть потомятся в ожидании.
– Согласен с тобой, разумная моя, – промолвил Роман Святославич. – Время покуда работает на нас. А посему я с радостью готов предоставить красавице Феодосии кров хоть на ночь, хоть на две. Места в тереме у нас много, а гостеприимства и того больше! К тому же брат мой явно соскучился по Феодосии. Он же просто глаз с нее не сводит!
Роман Святославич засмеялся и похлопал смутившегося Анфима по плечу.
* * *
Анфим Святославич был привлекателен для женских глаз своей статью и мужественной красотой. Он был высок ростом и широк в плечах, все части его тела были сложены ладно и крепко. В отличие от старшего брата, который был худощав и невысок, Анфим Святославич был мускулист и гибок, как барс. На его широком лице с короткой темно-русой бородкой и усами часто появлялась приветливая белозубая улыбка, а в голубых глазах загорались задорные искорки. По своему характеру Анфим Святославич был весельчак и шутник. В опасности или перебранке в чертах лица Анфима Святославича проступало нечто грозное и непреклонное, а его голубые глаза начинали сверкать, как клинки мечей в лучах солнца.
Феодосия Игоревна с трудом совладала со своим волнением, когда оказалась наедине с Анфимом Святославичем. Это случилось перед самым ужином. Анфим Святославич повел княгиню Феодосию на второй ярус терема к своим детям, которых она не видела почти три года. Дочери Анфима уже исполнилось девять лет, а сыну было семь лет. Столько же времени Феодосия Игоревна не виделась и с женой Анфима, Евфросиньей.
В полутемном теремном переходе, где пахло полынью и высушенной древесиной, Анфим вдруг крепко обнял Феодосию и прижал к себе. Он молча отыскал губами ее уста, слившись с нею в долгом жадном поцелуе. Феодосия будто враз лишилась сил, обмякнув в сильных руках Анфима, с безвольным наслаждением отдавшись его страстным объятиям. Прошлое, когда эти двое долгое время были любовниками, жило в памяти и сердце княгини Феодосии, не умирая и не тускнея со временем. Любовь к Анфиму Святославичу согревала Феодосию Игоревну и поныне.
Объятый сильнейшим вожделением, Анфим увлек ничего не соображавшую Феодосию за собой. Они ввалились в какую-то каморку, озаренную желтым светом масляного светильника. Там сидела с шитьем на коленях молодая челядинка с длинными темными косами. Служанка испуганно вздрогнула, увидев перед собой князя и княгиню в длинных богатых одеждах. «Брысь отсюда!» – коротко бросил челядинке Анфим Святославич, подкрепив свои слова выразительным жестом.
Служанка вскочила со стула, бросив свое шитье на крышку сундука, и торопливо выскользнула из каморки, нечаянно толкнув плечом Феодосию Игоревну.
Здравомыслие пробудилось в княгине Феодосии лишь в тот момент, когда она уже оказалась без одежд. Это совокупление украдкой на чужой неудобной постели наполнило Феодосию стыдом и отвращением. Ей захотелось вырваться, прекратить все это, но навалившийся на нее сверху Анфим ритмично и сильно вгонял в ее влажное лоно свой окаменевший могучий жезл. Вскоре вихрь наслаждения смешал все мысли и чувства Феодосии, обрушившись на нее подобно водопаду и исторгнув из ее груди громкие блаженные стоны. Эта сладостная явь заглушила стыд и отголоски внутреннего протеста в душе Феодосии, разгорячив ее кровь, которая окрасила ярким румянцем щеки княгини.