– Михаил Всеволодович не разбежится помогать нам, ведь мы недавно отвергли его сватовство, – недовольно заметил Матвей Цыба, бросив хмурый взгляд на Феодосию Игоревну. – Изяслав Владимирович тоже обижен нами по той же причине. Сколь злопамятен сей князь, думаю, всем вам ведомо. – Матвей Цыба оглядел собравшихся. – Вот и получается, братья, куда ни кинь – всюду клин.

– И все же слать гонцов необходимо, – сказал боярин Увар Иванович, – одним нам против татар не выстоять. Надо умаслить и задобрить Михаила Всеволодовича и брата его Андрея. Надо бить челом Изяславу Владимировичу, дарами или лестью, но сподвигнуть его выйти к нам на помощь.

– Изяслав Владимирович мужеством славен, за ним многие князья пойдут, зная его ратное умение, – проговорил Ефим Срезень. – Вот токмо кого послать ко князю Изяславу? Тут нужен человек льстивый да изворотливый.

Ефим Срезень переглянулся с Никифором Юшманом, затем оба посмотрели на Матвея Цыбу, который озадаченно теребил свою бороду.

– Вы чего это? – насторожился Матвей Цыба, нервно заерзав на скамье. – Хотите, чтобы я упал в ноги Изяславу Владимировичу, чтоб лизал его сапоги. Так, что ли?

– Матвей, ты среди нас самый разумный в речах, – мягко и вкрадчиво заговорил Никифор Юшман, – ты же кого угодно убедить сможешь, коль захочешь…

– Нет, брат, ты забыл, как я хотел убедить нашу княгиню выйти замуж за Изяслава Владимировича, но не убедил, – перебил боярина Никифора Матвей Цыба. – Много разумных слов было мною сказано, однако не повлияли они на нашу государыню-матушку. Теперь же, наломавши дров, вы опять про меня вспомнили! Не пойду я на поклон к Изяславу Владимировичу, ибо не желаю исправлять чужие ошибки.

При последних словах Матвей Цыба с холодным осуждением посмотрел на княгиню Феодосию.

Бояре заспорили было о том, кому из них ехать к Изяславу Владимировичу, а кому держать путь в Чернигов. Но тут со своего места поднялась Феодосия Игоревна с бледным, но решительным лицом.

– Матвей Цыба прав, – сказала княгиня. – По моей вине Михаил Всеволодович и Изяслав Владимирович осерчали на сына моего и козельчан. Я сама отправлюсь сначала к Изяславу Владимировичу, а потом в Чернигов. Надо будет, и до Киева доберусь. Не отговаривайте меня, бояре. Я сегодня же двинусь в путь.

Видя непреклонное намерение Феодосии Игоревны сделать по-своему, никто из ее советников не посмел ей прекословить. К тому же всем было понятно, что у Феодосии Игоревны, как у женщины, имеется больше возможностей для того, чтобы убедить Изяслава Владимировича сменить гнев на милость. Полки Изяслава Владимировича и его братии стоят под Брянском, то есть всего в двух днях пути от Козельска. Это войско при любом раскладе сможет быстрее подоспеть на подмогу к козельчанам, нежели полки из Киева и Чернигова.

* * *

Посовещавшись, бояре постановили, что Матвей Цыба должен сопровождать в этой поездке Феодосию Игоревну.

«Там, где окажутся бессильны женские чары, надлежит пустить в дело злато-серебро, – сказал боярину Матвею Никифор Юшман, оставшись с ним наедине. – Алчность вельми сильна среди князей, и это нужно использовать с умом. Вручая злато в алчные княжеские руки, друже, тут же обещай еще большее вознаграждение за подмогу против татар. Боярство и купечество наше вскладчину собрали ларец сокровищ. Богатством этим, Матвей, тебе распорядиться надлежит на благо всех козельчан и во спасение нашего града от татарской напасти!»

У Матвея Цыбы глаза так и загорелись, когда Никифор Юшман показал ему содержимое ларца. На золотые вещицы и драгоценные каменья боярин Матвей был падок. Изобразив мучительные раздумья, Матвей Цыба, наконец, дал свое согласие отправиться послом вместе с Феодосией Игоревной.

Собираясь в дорогу, Матвей Цыба велел своей жене покинуть Козельск вместе с детьми сразу после его отъезда.

«Уезжайте без промедления в Дедославль к нашей родне, – сказал он. – Воинство у татар несметное, а у наших князей ни сил, ни единства нету. Не дождаться козельчанам подмоги. Зряшное дело затевают Феодосия Игоревна и ее советники. Видать, Господь утомился взирать на грехи наши, вот и наслал на Русь злых мунгалов!»

Глава восьмая
Изяслав Владимирович

Ни солнце, пригревавшее по-весеннему, ни тающие снега не радовали Феодосию Игоревну. Забившись в угол возка, она всю дорогу хранила угрюмое молчание, не желая вступать в беседу со своей служанкой Лукианой. Княгиня никак не могла забыть сердитые глаза дочери и ее обидные слова, брошенные ей в сердцах. Звенислава, узнав, что ее мать ради спасения Козельска готова просватать ее хоть за сына Михаила Всеволодовича, хоть за брата, стала похожа на рассвирепевшую кошку. «Езжай, торгуй моей красой и девственностью! – выкрикнула Звенислава в лицо матери. – Предложи меня в жены самому Михаилу Всеволодовичу! Чай, он не откажется от юного девичьего тела!»

Отправившись к Изяславу Владимировичу, Феодосия Игоревна была вынуждена согнуть пополам собственную гордость, и это ее угнетало столь же сильно, как и размолвка с дочерью. А тут еще Матвей Цыба вздумал поучать Феодосию Игоревну, как ей себя вести при встрече с Изяславом Владимировичем, что ему говорить и как улыбаться. Это случилось во время ночевки в маленькой деревушке на четыре двора. Княгиня и боярин сидели за столом и ужинали в самой большой из четырех изб. Если княгиня ела молча, то Матвей Цыба успевал и жевать и говорить, то и дело проливая на себя овсяный кисель и роняя хлебные крошки на свою бороду. Недаром у боярина Матвея было прозвище Цыба, что значит «неряха».

– Перво-наперво, матушка-княгиня, не вздумай спорить с Изяславом Владимировичем. Ни-ни! – молвил Матвей Цыба, отламывая толстыми пальцами большой кусок от рыбного пирога. – Соглашайся с ним во всем. Хвали его, улыбайся ему, как лучшему другу. Надо будет покаяться в чем – покайся! Коль вина тебе нальют – пей! Сколь нальют, столь и пей. Не ломайся и не вредничай! Прежде чем просить о чем-то Изяслава Владимировича, сначала его надоть задобрить. Смекаешь, княгиня? – Матвей Цыба подмигнул Феодосии Игоревне, смачно жуя пирог.

Феодосия Игоревна молча кивнула, отодвинув от себя тарелку с квашеной капустой. Кусок не лез ей в горло.

– О самом важном, княгиня, ты будешь толковать наедине с Изяславом Владимировичем, – продолжил свои поучения Матвей Цыба, борясь с икотой. – Так вот, матушка-краса, ежели князь на чем-то эдаком настаивать станет, обнимать тебя начнет, то ты уж не ерепенься. Иначе все дело испортишь.

– Ты о чем это, боярин? – насторожилась Феодосия Игоревна. – На что ты намекаешь?

– На то и намекаю, государыня, что в постели-то тебе с Изяславом Владимировичем будет легче столковаться, – ответил Матвей Цыба, чуть понизив голос. – Ты не словесами, а наготой и покорностью своей пытайся его пленить. Верный совет тебе даю!

– Не нужны мне твои советы срамные! – резко проговорила Феодосия Игоревна. Она хотела было испить медовой сыты, но так и не донесла чашу до рта, поставив ее на стол раздраженным движением.