ВЕСЬ ЭТОТ МИР –
ПОПАВШАЯ В ТЕБЯ ЖЕЛТАЯ СТРЕЛА.
ЖЕЛТАЯ СТРЕЛА, ПОЕЗД, НА КОТОРОМ
ТЫ ЕДЕШЬ К РАЗРУШЕННОМУ МОСТУ.
– Кто это написал? – спросил Андрей.
– Откуда я знаю, – сказал Хан.
– Но ты хотя бы догадываешься?
– Нет, – сказал Хан. – Да это и не важно. Я же говорю, писем вокруг полно – было бы кому прочесть. Например, слово «Земля». Это письмо с таким же смыслом.
– Почему?
– Подумай. Представь себе, что ты стоишь у окна и смотришь наружу. Дома, огороды, скелеты, столбы – ну, короче, как интеллигенты говорят, культара.
– Культура, – поправил Андрей.
– Да. А большая часть этой культуры состоит из покойников вперемешку с бутылками и постельным бельем. В несколько слоев, и трава сверху. Это тоже называется «земля». То, в чем гниют кости, и мир, в котором мы, так сказать, живем, называются одним и тем же словом. Мы все жители Земли. Существа из загробного мира, понимаешь?
– Понимаю, – сказал Андрей. – Как не понять. Слушай, а ты когда-нибудь думал, откуда мы едем? Откуда идет этот поезд?
– Нет, – сказал Хан. – Мне это не особо интересно. Мне интересно узнать, как с него сойти. Ты у проводников спроси. Они тебе объяснят, откуда он идет.
– Да, – задумчиво сказал Андрей, – они объяснят, это точно.
– Идем назад?
– Я здесь постою немного. Догоню тебя минут через пять.
Когда Хан вышел, Андрей повернулся к окну. В этих местах он был первый раз. Странно, но из-за того, что вокруг не было людей, ему в голову приходили необычные мысли, которые никогда не посещали его где-нибудь в ресторане, хотя все необходимое для их появления было и там.
То, что он видел в окне, когда смотрел назад, – участок насыпи, украшенный каким-нибудь уносящимся в прошлое кустом или деревом, – был точкой, где он находился секунду назад, и если бы вагон, в котором он ехал, был последним, то там осталась бы только пустота и покачивающиеся ветки по бокам от рельсов.
«Если бы все то, что существовало миг назад, не исчезало, – думал он, – то наш поезд и мы сами выглядели бы не так, как мы выглядим. Мы были бы размазаны в воздухе над шпалами. Мы были бы чем-то вроде переплетающихся друг с другом змей, а вокруг этих змей тянулись бы бесконечные ленты пластмассы, стекла и железа. Но все исчезает. Каждая прошлая секунда со всем тем, что в ней было, исчезает, и ни один человек не знает, каким он будет в следующую. И будет ли вообще. И не надоест ли господу Богу создавать одну за другой эти секунды со всем тем, что они содержат. Ведь никто, абсолютно никто не может дать гарантии, что следующая секунда наступит. А тот миг, в котором мы действительно живем, так короток, что мы даже не в состоянии успеть ухватить его и способны только вспоминать прошлый. Но что тогда существует на самом деле и кто такие мы сами?»
Андрей увидел в стекле свое прозрачное отражение и попытался представить себе, как оно исчезает, а на его месте появляется другое, и так без конца.
«Я хочу сойти с этого поезда живым. Я знаю, что это невозможно, но я этого хочу, потому что хотеть чего-нибудь другого просто сумасшествие. И я знаю, что эта фраза – „я хочу сойти с поезда живым“ – имеет смысл, хотя слова, из которых она состоит, смысла не имеют. Я даже не знаю, кто такой я сам. Кто тогда будет выбираться отсюда? И куда?»
Он снова поглядел в окно. Уже почти стемнело. По краям пути иногда возникали белые километровые столбики, отчетливо видные в сумраке и похожие на маленьких каменных часовых.
Андрей развернул свежий «Путь» на центральном развороте, где была рубрика «Рельсы и шпалы», в которой обычно печатали самые интересные статьи. Через всю верхнюю часть листа шла жирная надпись:
ТОТАЛЬНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
Устроившись поудобнее, он перегнул газету вдвое и погрузился в чтение: «Стук колес, сопровождающий каждого из нас с момента рождения до смерти, – это, конечно, самый привычный для нас звук. Ученые подсчитали, что в языках различных народов имеется примерно двадцать тысяч его имитаций, из которых около восемнадцати тысяч относится к мертвым языкам; большинство из этих забытых звукосочетаний даже невозможно воспроизвести по сохранившимся скудным, а часто и нерасшифрованным записям. Это, как сказал бы Поль Саймон, songs, that voices never share. Но и существующие ныне подражания, имеющиеся в каждом языке, конечно, достаточно разнообразны и интересны – некоторые антропологи даже рассматривают их на уровне метаязыка, как своего рода культурные пароли, по которым люди узнают своих соседей по вагону. Самым длинным оказалось выражение, используемое пигмеями с плато Каннабис в Центральной Африке, – оно звучит так:
«У-ку-лэ-лэ-у-ку-ла-ла-о-бэ-о-бэ-о-ба-о-ба».
Самым коротким звукоподражанием является взрывное «п», которым пользуются жители верховьев Амазонки. А вот как стучат колеса в разных странах мира:
В Америке – «джинджерэл-джинджерэл».
В странах Прибалтики – «па-дуба-дам».
В Польше – «пан-пан».
В Бенгалии – «чуг-чунг».
В Тибете – «дзог-чен».
Во Франции – «клико-клико».
В тюркоязычных республиках Средней Азии – «бир-сум», «бир-сом» и «бир-манат».
В Иране – «авдаль-халлаж».
В Ираке – «джалал-идди».
В Монголии – «улан-далай». (Интересно, что во Внутренней Монголии колеса стучат совсем иначе – «ун-гер-хан-хан».)
В Афганистане – «накшбанди-накшбанди».
В Персии – «карнак-зебуб».
На Украине – «трiх-тарарух».
В Германии – «вриль-шрапп».
В Японии – «додеска-дзен».
У аборигенов Австралии – «тулуп».
У горских народов Кавказа и, что характерно, у басков – «дарлан-бичесын».
В Северной Корее – «улду-чу-чхе».
В Южной Корее – «дулду-кван-ум».
В Мексике (особенно у индейцев уичотль) – «тональ-нагваль».
В Якутии – «тыдын-тыгыдын».
В Северном Китае – «цао-цао-тан-тиен».
В Южном Китае – «дэ-и-чань-чань».
В Индии – «бхай-гхош».
В Грузии – «коба-цап».
В Израиле – «таки-бац-бубер-бум».
В Англии – «клик-о-клик» (в Шотландии – «глюк-о-клок».)
В Ирландии – «бла-бла-бла».
В Аргентине…»
Андрей перевел взгляд в самый низ страницы, где длинные столбцы перечислений заканчивались коротким заключительным абзацем:
«Но, конечно, красивее, задушевнее и нежнее всего колеса стучат в России – „там-там“. Так и кажется, что их стук указывает в какую-то светлую зоревую даль – там она, там, ненаглядная…»