– И впрямь, Вася, почто не привел Твердилу сюда? – спросил Потаня. – Ведь собирался привести…
– Убить мне пришлось Твердилу, – стаскивая с себя волчий полушубок, угрюмо ответил Василий. – Так уж вышло, други. Не серчайте.
– Ладно, чего там! – махнул рукой Костя Новоторженин. – Давайте зарывать этого.
Могилу Оверьяна забросали мерзлой землей, сверху насыпали небольшой холмик и вбили осиновый кол. На всякий случай.
– Конец оборотню, – удовлетворенно проговорил Домаш, отряхивая ладони.
– Теперь прославимся, коль не расскажем истину, – промолвил Фома.
– Прославимся, нет ли, но на том свете нам это зачтется, – задумчиво произнес Потаня.
Порешили молодцы не открывать всей правды, дабы не возбуждать злобу против себя друзей и родственников убитых ими братьев-злодеев. Пусть люди думают, что одного оборотня они убили, а другой оборотень, возможно, в отместку убил боярина Твердилу.
Стал Василий на некоторое время знаменит на весь Новгород. Стоило ему появиться на улице, люди начинали перешептываться и тыкать в него пальцами: «Вот он – сын Буслая! Оборотня одолел!»
Василий поначалу горделиво вскидывал голову, сдерживая наползавшую на уста самодовольную улыбку. Вскоре ему это надоело. Не о такой славе он мечтал. Простой люд и до этого к нему благоволил. Бояре же новгородские хоть и зауважали Василия, но в свой круг принимать его не спешили.
Однажды домой к Василию пришли выборные от братчины меховщиков и с ними новгородский тысяцкий Ядрей. Повели такую речь:
– В позапрошлый год отправились наши даньщики за Онегу, в земли чуди белоглазой аж до реки Вычегды, и сгинули без следа. Опосля ходила на поиски их дружина новгородская и наслышалась от местных охотников, будто бы великан неведомый перебил людей наших. В тех краях все люди ему поклоняются, приносят в жертву лосей и красивых девушек. Обитает тот великан среди горных кряжей, поскольку равнинная земля тяжести его тела не выдерживает.
Василий слушал купцов с небрежной усмешкой.
– Небылицами пришли меня потешить?
– Я тоже улыбался до поры, – промолвил воевода Ядрей, – покуда сам следы того великана не увидел. Я ведь водил ту дружину. След у него почти в два локтя. Вот такой след!
Воевода отмерил руками на столе.
Василий посерьезнел:
– Побожись.
– Вот тебе крест! – Ядрей размашисто перекрестился. – Не сойти мне с этого места, коль лгу!
– Не один Ядрей – все ратники его те следы видели, – заговорили купцы, – а было их без малого сотня.
– Найти того великана не пробовали? – Василий взглянул на воеводу. – При такой ступне, надо думать, он головой в небо упирается. Издалека его увидеть можно!
– Да какое там, Вася, – махнул рукой воевода, – у ратников моих одно на уме было: убраться подобру-поздорову. Не удержать их было ничем.
– Чего же вы от меня хотите? – Василий посмотрел на купцов.
Те смущенно опустили очи долу.
– Сходил бы ты, Вася, до реки Вычегды, – пробормотал один из них.
Другой продолжил:
– Дело рисковое, скрывать не станем, но славное. Навеки прослывешь самым удалым из удальцов, коль одолеешь чудского великана.
– А мы тебе поспособствуем в этом, – добавил третий, – ествы на дорогу дадим, одежду, снаряжение.
– Кликни клич по Новгороду, Вася, – сказал Ядрей, – за тобой многие пойдут. Недаром говорят, что тебя ни стрела, ни копье, ни хворь не берут. Оружие тебе выдадим сколь надо. Ну как, по рукам?
– Покумекать надо с друзьями, – сказал Василий, хотя в душе был готов немедленно отправиться на поиски неведомого великана. – Завтра ответ скажу.
Купцы и воевода ушли.
Недолго совещались с Василием его побратимы: решили – дело стоящее. Общее мнение выразил Домаш: «Даже если и ждет нас несчастная доля, зато своими глазами увидим диво дивное – человека с двухсаженными ступнями!»
Полсотни молодцев крепких и широкоплечих отобрал Василий в свою дружину. Были тут и старые друзья-товарищи, ходившие с ним на ладье по Волге до Хвалынского моря, были и новые люди, в основном неимущие и беспортошные.
Воевода выдал каждому по топору, ножу и рогатине. Купцы снарядили отряд теплой одеждой – близились холода, – дали лошадей, сани, куда можно было сложить провизию и все необходимое в дороге.
По первому снегу выступили ратники в поход.
Долог был путь.
Покуда добрались до городка Устюга, из-за которого шли раздоры у новгородцев с суздальским князем, завьюжило так, что пришлось оставить сани и лошадей, становиться на лыжи.
Проводником у Василия был новгородский дружинник Худион, который за свои тридцать лет не раз хаживал в Заволочье.
Снег валил и валил, засыпая черные огнища на местах ночевок, скрывая пушистым белым покровом широкий лыжный след, уходящий по реке Вычегде. Обширные болота и озера под ледяным панцирем сменялись тайгой. Есть ли ей конец на земле?
Ратники глохли от давящего безмолвия. Тишина и снег, расписанный следами зверюшек и птиц. Может, где-то в глубине тайги, за дремлющими заснеженными елями, скрывается хрустальное царство мороза и лешего.
Василий осунулся и потемнел лицом. Он, как и все, недосыпал, недоедал. Мерз и прокладывал путь наравне со всеми.
В верховьях Вычегды, близ волоков к Печоре, стояли два почерневших домишка с изгородью и навесом из жердей. Помоздин погост – самое дальнее подворье новгородцев.
Василий оглядел заиндевелые внутри стены, бахрому из тенет в углах, сгнивший пол. И тоскливо сделалось на сердце.
– Давно не живет здесь никто, – сказал Худион. – Чудь уходит все дальше в леса, за ней идут и вольные новгородские охотники. Погосту этому, почитай, полсотни лет.
– Дальше погостов нет? – спросил Василий.
– Нету, – ответил Худион. – Дальше земля незнаема.
– Где же сгинули даньщики?
– Отсель недалече. Завтра доберемся.
Ночь опустилась белесая и звездная. Стояли безветрие и тишь.
Дым от костров стлался низко и щипал глаза.
– Правду ли говорят, что дальше к северу начинаются земли Югры? – обратился к Худиону Фома. – И будто люди тамошние рогаты и с песьими головами?
– К северу отсель самоядь живет, – неторопливо отвечал Худион, помешивая деревянной ложкой варево в котле. – Совсем дикий народ. На оленях ездят да на собаках. Женщинам поклоняются. Ночи там по полгода и дни такие же. А Югра отсюда на восток. Не бывал я в тех краях и людишек тамошних не видал.
– Кто-нибудь до Югры добирался? – спросил Потаня.