– Принимаю! – Архилох высыпал себе на ладонь десять номисм. – Ставлю опять на зеленого.
Во втором заезде случилось несчастье: две колесницы столкнулись на повороте и выбыли из борьбы на третьем круге. Это были белый и синий возницы. В споре оставшихся двух снова победил возница в красной фуфайке.
– Давай денежки, друже Архилох, – широко улыбаясь, сказал Василий. – Недаром я люблю красный цвет. Это цвет удачи!
Архилох расстался с деньгами без особого сожаления на лице и тут же объявил свою ставку на третий заезд: сорок номисм.
– На какой цвет ставишь? – спросил Василий.
– Сначала послушаю объявление глашатая, – заюлил Архилох.
– А я вновь ставлю на красного, – сказал Василий.
Феофилакт, дважды проигравший толстяку с двойным подбородком, тоже поставил на красный цвет.
– Мой русский друг поделится со мной своей удачей, – сказал логофет своим друзьям и кивком головы велел Архилоху перевести его слова с греческого на славянский.
Это приятно польстило Василию. Он успел заметить, что одна из матрон, немолодая, но еще не утратившая своей красоты, бросала на него долгие взгляды.
Василий негромко осведомился у Архилоха об имени красивой гречанки.
– Ее зовут Евпраксия, – так же негромко ответил Архилох. – Советую тебе остерегаться ее.
Василий не успел спросить, с чем связана такая предосторожность, так как начался очередной заезд. Архилох после недолгих колебаний опять поставил на зеленого возницу.
– Во всем должно быть упорство и постоянство, – пробормотал он, напряженно следя за гонкой.
– Вот именно, – усмехнулся Василий, когда еще сорок номисм перекочевали в его кошель.
– Странно, – недоумевал Архилох, – в этом заезде самые сильные лошади были у зеленого возницы, а он проиграл.
После третьего выигрыша подряд Василий расхрабрился:
– Ставлю тридцать гривен на красного. И будь что будет! Что скажешь, Архилох?
Архилох высыпал из мешочка все оставшиеся деньги и пересчитал.
– Мне не хватает пяти номисм, – мрачно проговорил он. – Может, ты сбавишь свою ставку на две с половиной гривны, друг Василий?
Тут неожиданно вмешался толстяк с двойным подбородком, также поклонник зеленого цвета.
– Не надо сбавлять, Архилох, – сказал он. – Я дарю тебе недостающие пять монет.
– Благодарю тебя, благочестивейший Евмений, – промолвил Архилох, прижав ладонь к груди.
Василий удивился тому, что толстяк понимает по-русски и даже довольно неплохо изъясняется. Заметив удивление на лице новгородца, Евмений горделиво ухмыльнулся.
– В Царьграде живет немало русичей, ваш язык здесь не в диковинку, – кольнул Василия Архилох. – Я принимаю твою ставку!
– Но я не видел, чтобы этот господин дал тебе деньги, – сказал Василий.
– Евмений вручает их мне как бы под честное слово, – приглушенно заговорил Архилох. – У нас богатые люди не носят деньги с собой. Свои ставки на скачках они записывают на бумаге и расплачиваются уже после ристаний. Обманов здесь не может быть, поскольку платить за проигрыш в состязаниях колесниц – дело чести. Кто хоть раз не заплатит, того больше не пустят на ипподром. Понятно?
– Понятно, – кивнул Василий.
«Так вот что за листочки в руках у этих господ, – промелькнуло у него в голове. – Вот почему они не звенят деньгами, как мы с Архилохом. Что ж, так даже удобнее!»
В четвертом заезде возница в красном не только не выиграл гонку, но притащился самым последним, чем поверг в уныние добрую треть ипподрома и Василия в том числе. На этот раз победил возница в зеленом.
Архилох приободрился, вновь заполняя деньгами свой мешочек.
– Пора возвращать свои денежки, – посмеивался он.
– Красный цвет все равно побьет зеленый! – горячился Василий и поставил на пятый заезд еще тридцать гривен.
Хитрый Архилох, поразмыслив, поставил на синего возницу и выиграл.
После шестого заезда у Василия не осталось ни одной монеты.
При виде торжествующего Архилоха и подмигивающего ему толстяка Евмения в душе ретивого новгородца росло раздражение.
– Я ставлю пятьдесят номисм на красного, – с вызовом сказал Василий. – Если проиграю, то расплачусь потом.
Архилох принял вызов, поставив на белого возницу. И опять выиграл.
– Вот кляч понабрали! – ворчал Василий, ударив себя кулаком по колену. – Но ничего, где наше не пропадало! Эй, Архилох, моя ставка полсотни номисм! Снова на красного, черт ему под ребро!
– Принимаю! – кивнул Архилох, записывая грифелем на своей руке ставку Василия.
Феофилакт посоветовал Василию поставить на синего возницу. Мол, в восьмом заезде у того самая быстроногая запряжка и сам возница не промах. Но Василий только отмахнулся. Он верил в свою удачу!
И проиграл снова.
– Взгляни, друг Василий, даже император устал смотреть на твои проигрыши и удалился вместе с супругой, – пошутил Архилох.
Василий перевел взгляд на императорскую ложу. Там действительно никого не было.
– Будешь еще ставить? – спросил Архилох.
– Конечно, – ответил Василий, – опять полсотни.
– А я ставлю сто монет на зеленого, – сказал Архилох и в ожидании уставился на Василия.
– Будь по-твоему, – кивнул Василий. – Я ставлю на красного столько же.
На Василия пахнуло ароматом благовоний, более тонких, чем у Феофилакта. Он повернул голову и увидел присаживающуюся рядом с ним Евпраксию. Уступивший ей место Феофилакт сел рядом с Евмением.
Гречанка что-то сказала, глядя Василию в глаза.
Архилох тотчас перевел:
– Прекрасная Евпраксия желает поучаствовать в этой ставке на равных паях с тобой, Василий.
– Почему? – удивился новгородец.
– Ничего не спрашивай, – прошептал ему Архилох, – просто соглашайся, и все.
– Хорошо, я согласен! – Василий улыбнулся гречанке открытой улыбкой.
Архилох перевел его ответ прелестной матроне с угодливой улыбкой, получавшейся у него лучше всего.
Этот заезд вновь выиграл Архилох.
Наконец был объявлен последний заезд.
– Я ставлю сто пятьдесят номисм на зеленого возницу! – воскликнул Архилох, едва глашатай закончил объявлять имена колесничих.
На зеленого же поставил и толстяк Евмений, держа пари с Феофилактом.
Василий поднял ставку до трехсот номисм, опять поставив на красного возницу.
Архилох вытаращил на него глаза. Он открыл было рот, чтобы принять заклад, но в этот момент Евпраксия подняла ставку до пятисот номисм, уверенным движением положив свою белую ладонь на руку Василия.