Пообедали неплохо, пусть без особых изысков, но вполне сытно – овсяный кисель, ячменная каша, пироги с рыбой, налимья и стерляжья уха, печеные караси, сбитень. После сытного обеда пошли одеваться: Прохору досталась знатная смушковая бекеша, надев которую, он сразу стал выглядеть этаким ясновельможным паном, Митьке пришелся впору короткий черный кафтан с желтыми отворотами, а Ивану – кунтуш кровавого темно-красного цвета с желтым шелковым кушаком и такими же тесемками-завязками.
– О! – оглядев троицу, довольно ухмыльнулся Михайла. – Экие гарные хлопцы! Что ж, идите в горницу, можете отдохнуть, только крепко не спите, упаси вас Боже попасться на глаза государю днем с заспанной рожей. По разуменью царевича – днем только годуновские бездельники спят.
– Да ладно уж, не заснем, – уверил Прохор и, войдя в горницу, сразу же бросился на кровать – захрапел.
Дверь, кстати, снаружи заперли на засовец. Иван с Митрием первым делом подошли к окну. Знатное было оконце, вернее, оконца, их в горнице имелось два – оба большие, с верхним полукружьем и свинцовым переплетом да не со слюдой, а со стеклами.
– Переплетик-то так себе, хлипенький, – проведя рукою по подоконнику, негромко заметил Иван. – В случае чего, запросто ногой вышибить можно.
– Зачем ногой? – Митрий с усмешкой кивнул на храпящего Прохора. – Есть у нас, кому вышибать.
Загремел засов, но в дверь вполне вежливо постучали:
– Можно?
– Нет, нельзя!
– Шутники… Ну, оно и правильно, – в горницу заглянул Пахомов. – Кто тут в вашей компании главный? Полагаю, ты, Иван? Пошли, государь тебя видеть желает!
– Что ж, – Иван одернул кунтуш и подмигнул Митьке. – Ну, не поминайте лихом!
– Идем, идем, – поторопил Михайла. – Государь ждать не любит.
Выйдя из избы, они, в сопровождении двух казаков с саблями и пистолями, миновали безлюдную площадь и оказались у ворот обширных хором, видимо раньше принадлежавших какому-нибудь боярину или богатому купцу. Впрочем, очень может быть, этот самый боярин-купец и посейчас там проживал, вполне довольный выпавшей честью принимать у себя столь высокого гостя, в царственном происхождении которого, похоже, здесь никто и не сомневался. Но Иван-то знал, знал! Ведь те грамоты, спрятанные в монастыре Мон-Сен-Мишель, ведь они говорили ясно – никакой Дмитрий не царь. Самозванец! И как такому служить? Полнейшее бесчестие.
– Можно, государь? – приоткрыв дверь, поинтересовался Михайла.
– А, Пахомов! Ну, наконец-то, явился, – засмеялись за дверью. – Ну, заходи, заходи.
Ничего себе – царевич! Вот этак по-простецки – «заходи-заходи». А как же дворцовый чин, субординация? Ну, да что взять с самозванца?
В обширной горнице, напротив большой, покрытой сине-желтыми изразцами печи, за небольшим овальным столиком на резных стульях сидели трое и азартно резались в карты – игру, в порядочном московском обществе не принятую. Самозванец, в коротком кафтане темно-голубого бархата с белым отложным воротником, чем-то походил на подгулявшего польского шляхтича. Азартно бросая карты, он то и дело приговаривал:
– А мы – тузом! А мы трефами… А вот и козырь – что вы на это скажете, господин Лавицкий?
– Скажу, что вы, похоже, выигрываете, государь. – Лавицкий – хитроглазый малый с выбритым до синевы подбородком – принялся тасовать колоду. Третий – жизнерадостный кудрявый толстяк во французском, с разрезами, платье, – обернувшись, с любопытством оглядел Ивана. – Это вот он и есть, государь?
– Он, он, – захохотал самозванец. – Давно хотел с ним побеседовать, а вот вас, господа, извините, попрошу пока выйти.
– О, конечно, конечно, великий государь.
Иностранцы – поляки, кто ж еще-то? – быстро покинули горницу.
– А ты чего ждешь, господин Пахомов? – Дмитрий вскинул глаза. – Я же сказал – хочу спокойно побеседовать… тет на тет, как говорят французы.
– Вы знаете французский, месье? – удивился Иван.
Самозванец снова расхохотался:
– Честно говоря, нет. Говорю по-польски, немного – по-немецки, ну и все, в общем-то, – он чисто по-детски развел руками. – Хотел было изучить латынь, да все нет времени… хотя, если по правде – просто-напросто лень. Пахомов, ты еще здесь?
– Ухожу, великий государь.
– Пока не ушел, будь другом, принеси нам шахматы… Они там, у Сутупова должны быть, у господина нашего канцлера. Так ты уж спроси, скажи – мне ненадолго. И еще кое-что попроси… ты знаешь.
– Спрошу, великий государь.
И опять Ивана задело – именует себя государем, а просит, не требует! Как такое может быть? Самозванец, ясно.
– Ну-с, – Дмитрий потер руки и с любопытством оглядел юношу. – Садись, что стоишь… Вино пьешь?
– П-пью.
– Ну, выпьем…
Вместо того чтобы позвать слуг, самозванец неожиданно встал и, подойдя к висевшему на стене небольшому шкафчику, достал оттуда изящный кувшин и два синих стеклянных бокала.
«А он, оказывается, совсем небольшого роста, – неожиданно подумал Иван. – Куда ниже меня… да, ниже… Правда, широк в груди и плечах, сильный… и лицо такое… брови дугой… наверное, нравится женщинам».
Постучав, вошел Пахомов, принес шахматы и небольшую шкатулку из рыбьего зуба. Молча положил доску на стол, поставил шкатулку и удалился, бережно прикрыв дверь.
– Чур, я – белыми! Умеешь играть? – расставляя фигуры, поинтересовался Дмитрий.
– Не очень.
– И я тоже – не очень. Не бойся, не на деньги играть будем, на щелбаны… Шучу! Так поиграем, для разговору… Французский, говоришь, знаешь? Ну-ну… – Самозванец вдруг улыбнулся и подмигнул. – Теперь я догадываюсь, кто выкрал из монастыря Сен-Мишель некие грамоты… Вот эти! – Он вытащил из шкатулки грамоты и резким жестом протянул их Ивану. Чуть ли не швырнул в лицо! – Что смотришь? Бери, бери… Это те самые, списки с которых нашли у тебя за голенищем. Только эти – подлинные…
– Я вижу, – тихо промолвил Иван.
Грамоты действительно были те самые… ему ли не знать! Так вот почему их не пускал в ход Годунов – у него остались лишь копии! А подлинники… Их кто-то выкрал! Покойный Ртищев как-то обмолвился, что они хранились у кого-то из Шуйских. Кажется, у Василия… неприятный тип… не самозванец – Василий.
Дмитрий глотнул вина и, поднявшись, молвил:
– И эти подлинники, тем не менее, фальшивка!
– Что?
– А ты думал, я не знаю, как пишется по латыни «Император Деметриус»?! Вовсе ни «ин ператор Демеустри», как написано здесь. Это не моя подпись. Кстати, можешь оставить эти грамоты у себя – меня они совершенно не волнуют!
– Но… – Иван не знал, что и думать.
Самозванец с усмешкой передвинул ладью:
– Шах!