– Король! – закричали рядом. – Кто-то стрелял в короля!
– Во-он с этого дома палили. Я сам слышал!
– Нет, вон с того!
– Смотрите-ка – стражники!
– Сматывайся, ребята! Эти уж, кто прав, кто виноват, разбирать не будут, похватают всех.
Толпа враз пришла в движение, повинуясь каким-то своим особым законам. Иван ощутил вдруг, что он сам никоим образом не может противостоять взорвавшемуся инстинкту толпы, словно бы она была сейчас огромным живым существом, а он, Иван, как и Прохор, и Митька, как и все здесь, являлся лишь частью этого существа – мускулами, ушами, ногами и, может быть, кровью. Толпа несла своих членов, как освободившаяся от зимнего панциря река несет льдины. И неизвестно – куда.
Иван помотал головой, силясь освободиться от навалившейся власти исполинского, состоявшего из множества людей существа. Высвободив руки, оперся на плечи соседей, подпрыгнул, оглядывая узкую, запруженную народом улицу. Ага! И в конце, и в начале ее сверкали панцири стражников. Окружили! Заперли! Теперь либо перебьют всех, либо… либо будут искать зачинщиков. Стреляли в короля?! Иван закусил губу. Боже! Если так, то в какую же гнусь они вляпались! Вернее, не вляпались – их втянули. Жан-Поль, Рене и… «бель анконю» Камилла! Так вот в чем… Впрочем, сейчас не время для размышлений – выбраться бы, унести ноги!
Иван внимательно осмотрелся по сторонам, к вящей радости своей обнаружив не столь уж и далеко от себя Прохора с Митькой.
– Эй, парни! – громко закричал он по-русски. – Давайте вон к той стене. Проша, помоги Митьке.
Прохор кивнул, зацепил отрока рукою, потащил, раздвигая плечом мятущийся люд. Иван, чувствуя, как рвется на плечах плащ, поспешно пристроился друзьям в кильватер. Не так уж и далеко казался дом – но как трудно было до него добраться, пронзить, проникнуть, проскользнуть сквозь толпу. Где-то внизу раздались крики ужаса и боли – видать, кого-то затоптали, – а солдаты в блестящих панцирях, захватив всех в ловушку, остановились, выставив вперед алебарды.
– Проходи по одному!
Оп! Трое друзей наконец оказались у стен дома, вдоль нее и пошли… пока вдруг кто-то не схватил Ивана за руку.
– За мной, быстрее…
– Я не один…
Незнакомец – кряжистый, в черном плаще – не оглядываясь, расталкивал плечом попадавшихся на пути людей. Иван кивнул своим – чем черт не шутит? И все трое быстро – насколько это было возможно – зашагали вслед за неведомым проводником. Шли недолго – в стене вдруг обнаружилась дверца, на миг распахнувшаяся, как раз успевая пропустить всех, кого надо. Впрочем, провожатый тут же захлопнул ее и наконец обернулся.
– Господи! Ты не Рене?! – с досадой воскликнул он.
– Мы его друзья, – быстро сообщил Иван. – Видишь, на мне его плащ.
– Он-то меня и спутал…
Лицо у незнакомца оказалось неприятное, скуластое, с широким носом и маленькими, подозрительно смотревшими глазками.
– Мы помогали Рене, – негромко произнес Митрий. – Он нас просил.
– Ладно. – Немного подумав, незнакомец кивнул. – Видите, там, за кустами, дверь?
– Ну да.
– Это черный ход. Идите в дом, а уж там попытайтесь выбраться сами. Я бы посоветовал вам уйти через крышу. Да побыстрее, здесь, в саду, очень скоро будет королевская гвардия.
– А вы, месье?
Незнакомец не ответил, лишь ухмыльнулся и, распахнув дверцу, нырнул обратно в толпу.
– Что-то не нравится мне все это, – задвигая засов, угрюмо пробормотал Прохор.
– Драться зато, верно, нравилось, – потирая разбитую скулу, съязвил Митрий. – Ну, что делать будем? Пойдем в дом?
– А похоже, тут больше и некуда, – вздохнул Иван и, решительно махнув рукой, добавил: – Идем! Помоги нам, Богородица Тихвинская!
Все трое перекрестились и быстро направились к двери черного хода.
В доме, как Иван уже догадался раньше, как раз производился ремонт. Повсюду стояли деревянные леса, какие-то корыта с известкой и глиной, валялись малярные кисти, лопаты, ветошь – запросто можно было споткнуться, что и проделал Митька, едва не угодив в какую-то бочку.
– Осторожней! – обернувшись, предупредил Иван и вздрогнул, услыхав глухой удар в дверь. Хорошо – успели закрыть на крюк!
– Именем короля, открывайте!
– Наверх! – увидев широкую лестницу, крикнул Иван.
Впрочем, уговаривать никого не пришлось – вся троица вмиг оказалась на последнем этаже. Внизу послышались крики и топот – гвардейцы все же ворвались в дом. Быстро, ничего не скажешь!
Вот и четвертый этаж, последний. Анфилада комнат. В одной – распахнутое настежь окно… и запах пороха, и небрежно брошенный мушкет. Так вот, значит, откуда стреляли!
А шаги королевских солдат приближались!
– Туда! – Митька первый углядел ведущую на чердак приставную лестницу, и вся троица немедленно полезла наверх.
Оказавшийся последним Прохор чуть задержался и, нагнувшись, втянул лестницу в потолочный проем.
Иван чихнул – пыльно. И тут же внизу громыхнул выстрел!
Пуля попала в балку рядом с головой Митьки.
– Бежим, – махнул рукой Иван.
Понеслись, не разбирая дороги, ориентируясь на видневшийся где-то впереди свет. Там, через мансарду, выбрались наконец на крышу. Боже, какая вокруг открывалась красота! Впереди – Дворец Правосудия с часовней Сен-Шапель, Часовая башня, слева – Латинский квартал, позади – Нотр-Дам, за которым в синеватой дымке угадывалась крепость Бастилия – восточный рубеж столицы.
Некогда было любоваться всем этим, некогда. Загромыхала под ногами скользкая черепица – вперед, с разбега – ап! – на следующую крышу, затем на другую, потом, может быть, дальше…
Ап! – и снова прыжок через узкую улицу – так, что на миг захватило дух!
Иван обернулся, дожидаясь своих: Прохор – этакий верзила – перепрыгивал с крыши на крышу с неожиданной удалью и проворством. Судя по безмятежной улыбке, ему даже нравилось это приключение, чего уж никак нельзя было сказать о Митрии, у которого перед каждым прыжком холодом сжимало сердце.
– Господи! – мысленно крестился отрок. – Помоги! Помоги, Пресвятая Богородица Тихвинская! Да когда же уже кончатся эти проклятые крыши!
Позади громыхнул выстрел. Противно просвистела пуля. Ага – преследователи наконец выбрались на крышу. Впрочем, они были еще далеко. И тем не менее, пожалуй, нужно было уже спускаться.
– Проверь ту мансарду, Прохор, – распорядился Иван. – А я эту… Митрий… Черт! Митька где?
А Митька в это время болтал ногами над узким ущельем улицы, силясь зацепиться за черепицу. Стиснул зубы, прищурил глаза – только не волноваться, не волноваться… потихоньку… так, так… А руки противно скользили, и внизу поджидала смерть. А сзади, громыхая по крышам, приближались гвардейцы.