Ишь, шпагоглотатель-самоучка!
С Олега Иваныча, как и со всех взошедших на помост до него, наконец сняли ярмо. Поистине — добрые люди! Руки, правда, связать не забыли, даже ноги зачем-то спутали, так, чтоб лишь чуть-чуть можно было передвигаться.
Из похожего на провинциальный вокзал дома степенно вышли трое старцев с самими гнусными лицами. Олег Иваныч, увидя их, даже развеселился: совсем как знаменитые сталинские «тройки» — районный прокурор, начальник местного отдела НКВД и первый секретарь райкома партии. Пламенный привет партийным товарищам от врагов народа!
Старички махнули рукой палачу.
Тот схватил ближайшую жертву, шмякнул на специально приготовленную колоду… Вжжж!!! Взмахнул саблей… Головенка по помосту покатилась, подпрыгивая, обдавая скопившихся перед эшафотом людей кровавыми брызгами. Те и рады, вот уроды-то!
Скоро и Олега Иваныча очередь!
Вообще-то в такие минуты полагается думать о главном. О том самом важном, что ты совершил в жизни. О том, чего совершить не успел, и, если бы не… Ни о чем таком не думал Олег Иваныч. Смех его разбирал, спасу нет! Понимал, что всю картину казни портит, а ничего с собой поделать не мог — пробило на хохот, словно тринадцатилетнего подростка после хорошего косяка «дури». От смеха аж закашлялся, сердечный.
Сам палач подошел, по спине похлопал — не задохнись, мол, раньше времени.
Олег Иваныч его даже поблагодарил, спасибо, мол, большое, славный работник сабли. А что, уже моя очередь подошла, да? Неужели никто больше передо мною не занимал? Нет, да? Ах, жаль, жаль, а то б я уступил, конечно, как вежливый человек… Мужчина! Вы, вы, который в красной рубахе! Хотите — вас вперед пропущу? Не хотите? Ну, как хотите… Молодой человек, куда тут у вас голову обычно кладут? А последнее желание, часом, не выполняете? Не понимаешь меня? Жаль. Очень жаль. Вот ведь судьба — перед смертью и поговорить не с кем!
Вздохнув, Олег Иваныч положил голову на плаху. Мыслей никаких не было. Кроме одной: ежели приделать вон тому угрюмому старикану длинный деревянный нос, то он станет здорово похож на Буратино.
Кто-то затопал по ведущей на помост лестнице. Подбежал к старикам, зашептал что-то… Те переглянулись, махнули палачу. Заминка какая-то вышла. Олега Иваныча осторожно подняли с плахи, поставили на ноги.
Ну, что еще-то им надо? Прощальную речь? Ой, а эти-то… Товарищи по несчастью… Заулыбались-то как, курвы. То — так ни одной реакции на шутки Олега Иваныча, а то — разулыбались, словно крокодилы.
Один из старичков подошел к краю помоста и поднял руку. Дождавшись полной тишины, старичок поправил на голове огромную чалму и каркающим голосом произнес краткую речь, из которой Олег Иваныч понял только одно слово — «галеры». Ну, об остальном можно и так догадаться. Великой милостью Аллаха султан и повелитель правоверных Мехмед, как там его, решил в честь славной победы над неверными заменить страшным государственным преступникам смертную казнь ссылкой на галеры. В принципе, та же смерть, только более мучительная и медленная. Однако и на галерах может появиться шанс! Поэтому следовало благодарить судьбу в лице султана. Что и делали сейчас остальные преступники под рев толпы.
По поводу толпы непонятно было, рада она или, наоборот, разочарована. Скорее, последнее — по здравому размышлению решил Олег Иваныч, сходя с эшафота. Особенно жаль ему почему-то было палача. Видно сразу — человек профессионал, можно даже сказать, певец своего дела, не какой-нибудь халтурщик, только и бывающий рад избавиться от работы. Как он огорчился, этот славный парень с саблей, чуть не до слез. Что ж, у каждого в жизни бывают огорчения. Вот и у Олега Иваныча… Галера — тоже вовсе не фунт изюма.
Да, галера — не фунт изюма. Олег Иваныч понял это сразу, как только переступил качающийся борт судна. «Йылдырым» — «Молния» — так оно называлось, было изящным быстроходным кораблем, узким и длинным. Кроме весел, галера имела и косые паруса, укрепленные на двух высоких мачтах, на третьей мачте болтался зеленый флаг с полумесяцем — боевой штандарт османского флота. Под палубой в виде свода находился трюм, в котором размещались запасы воды, провизии и пороха с ядрами для всех пяти пушек. Выше палубы, от бака до кормы, прямо по середине корпуса шел специальный помост, называемый куршеей. По обеим сторонам куршеи, вдоль бортов, располагались скамейки для гребцов и брусья, куда гребцы упирали ноги. Валки длинных (до пятнадцати метров) весел для равновесия наполнялись свинцом. К валкам крепились скобы для гребцов, на «Йылдырыме» их было по пять на весло. Весла крепились уключинами к продольному брусу по выступам бортов. Всего же на галере было сорок весел и около четырехсот человек команды, включая гребцов с надсмотрщиками — комитом и подкомитами, капитана с офицерами и янычар. Да, имелись еще и музыканты, задававшие ритм гребле.
Непростое оказалось дело — быть гребцом на галере. Начало хода комит объявлял свистком — а уж потом не зевай! Не успеешь — получишь не только удар плети надсмотрщика, но еще и сзади веслом так припечатает — мало не покажется! У Олега Иваныча первые дни вся спина представляла собой сплошной синяк, все никак не мог приноровиться — да и как, коли слуха не было? В конце концов, плюнув на музыкантов, стал пристально следить за соседями — делал все, как они. Вроде стало получаться. Хоть и тяжело, спору нет.
После пары рейсов из Стамбула в Измир Олег Иваныч почувствовал себя заправским гребцом. Он уже мог отвлекаться во время гребли на свои мысли, думать, размышлять, предаваться воспоминаниям. О Новгороде, о Софье. Все по-хорошему — были б они уже венчанными мужем и женою! А вскорости сыграли б свадьбу и Гришаня с Ульянкой, отрок давно просил Олега Иваныча быть посаженным отцом. Ничего, все еще, даст бог, будет! Главное — действовать. Вот только как действовать, Олег Иваныч пока не знал. Приглядывался к гребцам — сзади два негра, за ними магрибинцы, впереди, похоже, поляки или литовцы, а еще дальше за ними слышалась иногда и родная русская речь. В основном в виде гнусных ругательств.
Вернувшись из Измира — тоже очень красивый город, бывшая древняя Смирна, — галера ловко вошла в бухту Золотой Рог и ткнулась бортом в причал. Сам капитан Якуб-бей — высокий худой человек, по виду чуть старше Олега, — накинув на плечи роскошный зеленый плащ, покинул корабль в сопровождении офицеров. Разошлась по портовым корчмам и часть матросов с надсмотрщиками. Над палубой, для защиты от зноя или дождя, натянули тент из серой парусины. Гребцы отдыхали прикованными. Кто спал, кто тихо перешептывался, кто молчал, погруженный в свои невеселые думы. Вообще все разговоры между гребцами преследовались, да и набирать шиурму — так называли галерных гребцов — старались из людей различных национальностей, чтобы не сговорились. А конечно, нужно бы постараться сговориться. Мало ли… И напильник бы не помешал…
Вечер выдался штилевым, тихим. Оранжевый шар солнца опускался где-то за фракийскими горами, отражаясь в Мраморном море, гладком, словно пруд. Город успокаивался, готовился ко сну. Становилось все темнее и тише, лишь изредка доносились чьи-то громкие голоса с Галаты да крик ишака с Ускюдара.