Когда утром рано перешагнул порог лаборатории, там уже вовсю трудятся Анечка, Евген, Георгий и Джордж, тоже фанатики еще те, а теперь еще подстегивает надежда, что если удастся все же модифицировать группу генов, над которыми работают, то на себе испытают, каково это – стать действительно бессмертными.
Правда, только сами ученые знают, насколько далеко это бессмертие от тех сроков, что обещают читателям в поисках сенсаций газетчики.
Анечка заулыбалась навстречу, ее полное румяное лицо стало еще шире, а глаза превратились в щелочки.
– Ах, Максим Максимыч, – пропела она мягким голосом с украинским акцентом, – только что прошел Данил Алексеевич и велел, как только вы появитесь, сразу же к нему!
– Ого, – сказал Максим невольно, – он же спит до полудня!
Она хихикнула.
– А вот сегодня пришел раньше вас.
– Что-то в лесу сдохло, – пробормотал Максим, – хотя… может быть, из министерства поступило разрешение на апгрейд? Мы не так уж и много просили…
– Не задерживайтесь, – посоветовала она. – Чем скорее узнаете, тем дольше мы потанцуем на столах!
Джордж и Георгий сказали в один голос:
– Шеф, мы скрестили пальцы. Ни пуха!
Секретарша Томберга сделала Максиму глазки и поулыбалась, все-таки завидный жених, взглядом указала на массивную дверь директорского кабинета.
– Рано он сегодня, – сказал Максим.
– Наверно, – прошептала она, делая большие глаза, – хорошие новости.
Максим прошел мимо ее стола, Светочка уже опустилась на свое место, хорошенькая настолько, будто даже печатать не умеет, а он потянул дверь на себя, чувствуя, что открывает вход в Национальное Золотохранилище.
В добротно и чуточку старомодно обставленном кабинете за массивным столом величаво расположился директор научно-исследовательского центра, тот самый академик Томберг Данил Алексеевич, который, знаете ли, десять лет тому добился в своей лаборатории направленного роста нервной ткани, за что получил высшие награды. Только нобелевку перехватили другие, тот год оказался очень удачным на великие открытия, а когда его назначили здесь главой, сумел совместными усилиями добиться прорыва в комбинаторике генов, что обеспечило создание лекарств, почти покончивших с проблемой рака, кроме самых редких видов, связанных с другими болезнями.
Огромный и крупный, он царственно вышел из-за стола и протянул руку, что сразу насторожило, хотя директор еще из той эпохи, когда рукопожатие считалось церемониальным актом, что-то да значит. Тогда были и «нерукопожатные» люди, как бы исключенные из приличного общества, так что рукопожатие означало степень доверия выше чем среднюю и даже служило знаком приобщения к некоему общему кругу.
Максим принял ладонь директора в свою и стиснул, это и есть обмен рукопожатиями, что в старину чем-то да служило важным. То ли проверяли друг друга на крепость мышц, то ли что-то сакральное, а сейчас нечто древне-ритуальное, непонятно для чего и существующее, просто никому не пришло в голову отменить, что-то вроде галстука, который не греет и не украшает, а так, тоже непонятное.
И, как все больше народу отказываются от галстуков, так и все больше не прибегают к дикарскому обряду рукопожатия, а когда это случается, то это нечто необычное, с особым смыслом.
Томберг с силой сжал пальцы Максима, тоже что-то означает, то ли некий знак, то ли хвастается, что еще силен и крепок.
Продолжая улыбаться, кивком указал на кресло справа от стола, куда усаживал только друзей и тех, с кем собирался вести приватные беседы.
– Максим Максимович, прошу вас…
– Спасибо, Данил Алексеевич, – ответил Максим, – прекрасно у вас здесь. Мягко, уютно, добротно.
– Будет еще уютнее, – пообещал директор. – Ха-ха, я имею в виду, во всем нашем центре, особенно – у вас.
Заинтригованный и заранее обрадованный, Максим опустился на краешек и смотрел с жадным ожиданием, как неспешно усаживается сам директор.
– Данил Алексеевич?
Директор сказал благодушно:
– Сигару? Ах да, вы же не курите…
– Вы тоже, – напомнил Максим. Что-то в словах Томберга и даже движениях начало потихоньку настораживать, раньше тот всегда начинал с самой сути. – Данил Алексеевич?
Директор откинулся на спинку кресла, лицо стало деловым, а взгляд царственно строгим.
– Максим, – сказал он, – нам поступило очень выгодное финансовое предложение со стороны. Вашу лабораторию можно будет значительно расширить, принять на работу трех-четырех сотрудников высокой квалификации, а также заменить часть оборудования на более современное.
Максим ощутил, как сердце начало радостно подпрыгивать и отстукивать праздничную чечетку, ничуть не сбиваясь с ритма. По телу пошла теплая волна чистого и ничем не замутненного счастья.
– Данил Алексеевич!
Директор сказал с довольной улыбкой:
– Я даже навел справки насчет ККК-3С… Третью установку уже собрали и заканчивают отладку, проверку и окончательную юстировку. Обладателями этого уникального агрегата можем стать мы.
Максим прошептал:
– Это серьезно?
– Полностью, – ответил директор, он весь светился радостью и довольством. – Через неделю, а то и три-четыре дня будет она стоять в вашей лаборатории.
– Ушам своим не верю!
– Одна в Кембридже, – сказал Томберг величаво, – вторая в Токийском, третья у вас…
Максим проговорил:
– Я просто ошалел… Как долго мы ютились, будто нищие, чуть ли не в подсобке, всю аппаратуру собирали своими руками! Ну теперь-то рванемся…
Директор произнес с доброй отеческой улыбкой:
– Это да… вы наша наибольшая надежда, Максим Максимович…
Но в его улыбке что-то таилось, у Максима создалось впечатление, что директор чего-то важного недоговаривает, хотя это может быть и неважное для директора, но что для слона дробина, для мыши бронебойный снаряд…
Нехорошее предчувствие проклюнулось в груди и еще не сжало сердце холодными лапами, но Максим проговорил осторожно:
– Данил Алексеевич, надеюсь, это не сопровождается никакими условиями? А то я что-то в последнее время стал таким пугливым, таким пугливым. Тени своей боюсь, представляете?
Директор широко и открыто улыбнулся.
– Правда? А вы мне казались рыцарем, не знающим страха и упрека.
– Рыцари многого страшились, – ответил Максим вежливо, – даже больше, чем простолюдины. Например, уронить честь.
Директор покачал головой.
– Максим Максимович, – сказал он с мягким укором, – как вы могли подумать, что я предложу вам что-то такое… гм… роняющее честь исследователя!
– А просто честь? – спросил Максим. – Мне почему-то вдруг показалось, что вам нужно в чем-то меня не то наклонить, не то повыкручивать малость руки… Нужно кого-то взять в соавторы?