Святые угодники, простая пахартская ведьма своим мороком чуть душу из меня не вынула!
Ну да никуда она не денется.
Это мой город. Мой, а не каких-то залетных язычников.
Это мой город – так я думал ровно до тех пор, пока не подъехал к ресторации. А вот там сразу вспомнил, что в этом пруду водятся рыбины покрупней и позубастей.
На крыльце меня дожидался Джек Пратт.
Он стоял с непокрытой головой, но нисколько не беспокоился из-за сыпавшегося с неба снега. И вид у него был – краше в гроб кладут.
– Себастьян, – вздохнул рыжий пройдоха, когда я приблизился, – у меня серьезные неприятности, и ты должен мне помочь.
– Именно – должен?
– Боюсь, что так…
Месяц Святого Фредерика Копьеносца
Год 989-й от Великого Собора
– Бесы! – выругался я.
Бесы! По-другому и не скажешь.
Когда посреди ночи к тебе является старый приятель с просьбой о помощи, нельзя просто взять и послать его куда подальше.
Тем более если это и не просьба вовсе.
– Идем! – махнул я рукой, поднялся в кабинет и первым делом налил нам выпить. Джек молча принял бокал, выхлебал двойную порцию яблочного бренди и огляделся, словно первый раз сюда попал.
– Аскетично, – голосом полным скепсиса выдал он, усаживаясь в кресло.
– Ты обстановку обсудить зашел, – поморщился я, – или о помощи попросить?
– Аскетично, говорю, у тебя, – как заведенный заладил Пратт, достал кисет и принялся набивать трубку. – Стол, пара кресел, буфет. Несолидно как-то. Вот у меня кабинет – это кабинет!
– Не имею обыкновения ночевать на работе, – оборвал я приятеля и повысил голос: – Ты чего приперся, Джек? Какого беса тебя посреди ночи принесло?
– У меня проблемы, – объявил заместитель главы всесильной Охранки, будто это объясняло решительно все.
– Ты уже говорил, – напомнил я.
Джек затянулся, выдохнул к потолку струю пахучего дыма и потер переносицу.
– Все плохо, Себастьян, – вздохнул он. – Все очень плохо.
– Плохо насколько?
– Меня и Готье отстранили от расследования.
– Ожидаемо, – пожал я плечами и отпил бренди. – А ты чего ждал?
– Да уж не этого, – поморщился Пратт. – Герцог Арно лично просил Якоба Ланье не раздувать скандал, но тот даже слушать ничего не стал. Представляешь? Ходят слухи, старик заручился поддержкой принца Августина, а того типа из Пурпурной палаты, что обнаружил тело, до сих пор так и не отпустили. Следователи надзорной коллегии допрашивают его уже вторые сутки.
– Значит, появились зацепки, – решил я.
Глава надзорной коллегии Якоб Ланье славился умением держать нос по ветру, и портить отношения с внучатым племянником его величества без веских на то оснований он бы точно не стал.
– И кстати, – уставился я на приятеля, – а с чего бы это герцогу Арно опасаться огласки?
– У Пурпурной палаты и без того репутация не самая лучшая, а тут еще это, – фыркнул Джек, потом встрепенулся: – Ты ведь не думаешь, что наконечники похитили с его ведома?
– У его светлости репутация тоже не самая безупречная. А что касается наконечников… зачем они вообще кому-то могли понадобиться? О Высших ничего не слышно уже лет десять. Так какого беса?
– А вдруг кто-то уцелел?
Я в ответ лишь неопределенно поморщился.
Если кто-то из Высших и таился все это время, для него нет абсолютно никакой разницы, сколько проклятых наконечников находится в распоряжении Стильга – дюжина, две или один-единственный. Ему в любом случае хватит. А втайне от всех собрать целую армию нечистых, как это некогда проделал Жнец, никому не по силам. Экзорцисты ордена Изгоняющих и экзекуторы «Пламенной Длани», обжегшись на молоке, теперь на воду дуют. Да и остальные службы не дремлют. Так зачем тогда заваривать эту кашу?
– Казначейского ревизора отыскали? – прервал я затянувшееся молчание.
– Нет, – мотнул головой Пратт и достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист писчей бумаги. – Но в загородном доме нашли тайник, а в саду были следы недавнего ритуала.
– Вот как? – хмыкнул я, разворачивая опись обнаруженных в схроне вещей.
Большую часть их составляли книги, и книги запрещенные, за чтение которых в Норвейме, а с недавних пор и в Драгарне, сразу отправляют на костер. Да и у нас по головке не гладят. А если и гладят, то исключительно раскаленным железом и никак иначе.
Улика – весомей некуда, смущала лишь некоторая разношерстность собрания. И было совершенно непонятно, как расценит сей факт Ференц Ольтер. Решит он, что виной всему неразборчивость неофита, или заподозрит злой умысел истинных преступников, которые надергали с бору по сосенке и оставили эту сборную солянку в качестве доказательства вины.
Лично я ставил на второе.
– Если никто в виновности клерка не сомневается, – вернул я список приятелю, – то зачем ты здесь? Негоже заместителю главы Охранки якшаться с человеком столь сомнительной репутации.
– Хватит! – не выдержал Джек и хлопнул ладонью по столу. – Если ты прав насчет подчиненного Готье…
– Подчиненного Готье и твоего подчиненного тоже, – напомнил я.
– Да, да, – страдальчески сморщился Пратт. – Так вот, если ты прав и Ольтер расколет этого засранца из Пурпурной палаты, мне даже гарнизон в каком-нибудь захолустье не доверят. Как бы самому в кутузке не оказаться…
– И?
– Отойдет расследование братьям-экзорцистам, и ты сможешь направить его в нужную сторону.
– Возможно. Но все мои связи в ордене Изгоняющих – это отец Доминик, которого водишь в баню ты, а не я.
– Ты – их официал, твоим словам доверия больше.
– Думаешь?
– Уверен, Себастьян. Я знаю отца Доминика, к тебе он прислушается.
– Хорошо, – обреченно вздохнул я, не видя никакой возможности отказать приятелю в его просьбе, – попробую с ним переговорить. Но ничего не обещаю.
– А ничего и не надо обещать. Просто поговори.
Я покивал головой и задал вполне резонный в этой ситуации вопрос:
– А мне что с того?
Джека будто паралич разбил.
– Ты… – после театральной паузы выдавил он из себя. – Да я для тебя всегда… А ты… Как ты только можешь, Себастьян, быть таким меркантильным? Неужели наша дружба для тебя ничего не значит?
– Дай подумать… – Я уставился в потолок, потом перевел взгляд на приятеля и отрезал: – Нет, Джек, не в таком деле.