Глядел, как подтягиваются любопытные невольники, жадно прислушиваясь к нашему разговору, и меня слегка осенило:
— Норп, да вы никак ждали, когда я очнусь и укажу куда идти?
— Не без того. Ты ведь страж, а вы, по слухам, народ соображающий.
— Карта есть?
— Карта?
— Бумаги с изображениями берегов, островов и прочего?
— У капитана в каюте какие-то рисунки были. Но не знаю что, грамотных нет, чтобы объяснить. Мы тебя хотели там разместить, но твоя женщина была против. Сказала, что там сильно грязно.
Кстати о «моих женщинах»: надо все же ее проведать.
— Сейчас вернусь, — сказал я Норпу и направился в сторону паруса, на манер ширмы скрывающего носовую часть корабля.
Интересно, чем там Нью занимается.
Нью занималась благородным делом: возилась с раненым невольником, перевязывая ему пробитое копьем плечо какими-то сомнительной чистоты тряпками.
— Добрый день, — вежливо поздоровался я с ее спиной.
Девушка чуть не подпрыгнула, обернулась, продемонстрировав в высшей степени удивленное личико:
— Дан?! Ты встал?! Ты же ранен, тебе лежать надо!
— Со мной все в порядке, на нас, стражах, все мгновенно зарастает.
В доказательство я показал розовое пятно на левой руке.
Изумившись еще больше, Нью выдохнула:
— Ты должен это объяснить!
— Забыла, что с ногой моей было? Привыкай, у меня почти всегда так. Ладно, перевязывай этого бедолагу, а то он уже зубами скрипит от твоих бурных телодвижений.
— Дан, но я не врач! Здесь вообще никто ничего не понимает во врачебном деле! У нас человек от ран умер из-за этого!
— Ну первую помощь оказывать тебя учили, вот и вспоминай. Да и пора начать привыкать к крови, здесь без этого никак.
Женщин на корабле не терпят вовсе не по причине суеверий, а потому что в мужском коллективе, запертом на ограниченном пространстве, они почти неизбежно выступают зародышами очагов напряжения. Здесь, похоже, до этого дойти еще не успело, по крайней мере, толпы обожателей вокруг лакомого кусочка не вились.
Хотя какие тут могут быть обожатели? Просиди несколько месяцев за веслом по уши в дерьме, и на тебя даже последняя уродина смотреть не станет. Да и тебе они будут совсем неинтересны, пока не отъешься как следует и не перестанешь вздрагивать от постоянного ожидания свиста плетки.
В общем, опасной анархии на взбунтовавшемся корабле не наблюдалось. Матросы хоть и бездельничают, но винить их за это нельзя. Палуба чиста, жертв и разрушений не видать.
Да и безделье можно простить: сил набираются после долгого рабства.
А еще я заметил, что пара крепких ребят, обвешанных оружием не хуже чем Норп, расположилась возле дверей на камбуз. Оттуда легко контролируются проходы к клеткам рабов, кубрику и каютам. Стратегическая позиция. Видимо, они — одна из причин порядка на судне.
Пройдя мимо этой парочки, я кивнул подошедшему Норпу.
— Теперь заглянем к капитану, — и открывая дверь, спросил: — Что за ребята у камбуза трутся?
— Один из наемников, Окса, второй — с Бакая, жаль, что туповат и в корабельном деле смыслит меньше, чем я. Зато оба надежные парни, и каждый троих стоит.
Застыв на пороге каюты, я понял, что имела в виду Нью, когда отказалась меня здесь укладывать под предлогом антисанитарии. Беспомощные и слабохарактерные члены команды «Пса» почему-то решили, что это хорошее убежище. Тут их всех и прикончили, вероятнее всего, изрубив топорами. Судя по пролитой крови, здесь нашли смерть не один и не два человека. Забрызганы были стены и даже потолок, а пол залило чуть ли не от стенки до стенки.
И впрямь грязновато.
Помимо людей, попавшихся под руку, бунтовщики не пожалели и мебель. Шкаф разнесен чуть ли не в щепки, полки сметены, клетка с какой-то певчей пичугой сломана, а от ни в чем не виноватой пернатой остался заскорузлый от крови комок перьев.
Повеселились ребятишки…
— Вот бумаги и вот, — протянул Норп пару потрепанных пергаментов.
Разворачивая первый, я спросил:
— Почему здесь никто не поселился?
— Я подумал, что раз каюта капитана, то и жить в ней должен только капитан.
— Сам, значит, на его роль не метишь?
— Да я даже читать не умею, какой из меня капитан? Смеешься? Да и кто я, а кто ты. Ребята бы такого не поняли. Уж очень они благодарны за то, что ты сделал для них.
— Услуга была взаимная.
— Так-то оно, может, и так, но все равно надоело гнить в трюме.
Отбросил бесполезный пергамент. Там столбцами шли непонятные цифры. Возможно, записи сделок или финансовые расчеты. И то и другое мне сейчас совсем не интересно.
Занялся следующим, спросив о другом:
— Сам-то откуда?
— До того, как на весло попал, два года состоял в дружине Генсбоя. Это один из речных герцогов: мелкий, но гонору, как в императоре.
Мне это почти ничего не говорило, но уточнять не стал.
— А на весло как попал?
— Пошли в проливы за чужим золотом, а нарвались на три галеры свиноедов. Герцог ушел, а наше корыто за ним не угналось: уж слишком днище старое и нечищенное давно. Обросло, как мхом, где уж тут разогнаться. Хотели бой им дать такой, чтобы запомнили, но те пульнули пару раз огнем и пообещали, что всех зажарят, если не бросим оружие и бронь.
— Понятно.
— Ты нашел свою карту?
— Да, это карта.
— А как ты понимаешь, что здесь нарисовано?
— Пока что никак, надо сориентироваться…
— Что?
— Видишь все это пространство, усеянное согнутыми черточками? Будто чайки вдали летят.
— Эти закорючки не очень-то на чаек похожи.
— Напряги воображение. А можешь и не напрягать. Они обозначают все это море.
— Как это?
— Представь, что ты птица и взлетел высоко-высоко. Наш корабль будто становится все меньше и меньше, ведь он удаляется. Понимаешь?
— Ну да.
— Так вот: уменьшается не только корабль, но и все предметы. Даже самые громадные. И море в том числе. Вот когда оно станет таким маленьким, что его можно будет поместить на пергамент, получится такой рисунок.
— Это получается, демы умеют летать в такую высь?!
— Нет.
— А как тогда?
— Для начала тебе надо грамоте выучиться, иначе не объяснишь, — выкрутился я, так как подозревал, что уйдет не один час на разжевывание, и не факт, что меня поймут.