Быстро преодолев мощеный двор, я подошла к дому. Стала вглядываться в окна. Дом, казалось, был полностью погружен во тьму, я не заметила даже отблеска свечи.
Все мои инстинкты кричали: обойди дом с тыльной стороны. Ты понятия не имеешь, что внутри. Если придется туда войти, пусть этот момент наступит как можно позднее.
«Но ты только этим и занимаешься, — утверждал другой голос, спокойный тихий голос, который, как мне показалось, я узнала, но в таком взвинченном состоянии я не была уверена в этом до конца, — отсрочиваешь момент. Почему бы тебе не вернуться домой, если не собираешься входить?»
Парадная дверь с огромной круглой железной ручкой была сделана из массивного дуба. Ручка легко повернулась, и дверь открылась. Я вошла в дом.
В холле что-то мерцало и двигалось, но это были не живые существа, которых я боялась, а игра света, проникающего с улицы. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, где его источник, а потом увидела через одно из небольших стекол тюдоровского окна, что взошла полная луна. Небо местами прояснилось, гроза закончилась, а тучи неслись по небосводу, отчего свет луны дрожал и метался по комнате. Большое зеркало над камином и десятки оконных стекол отражали лучи в разных направлениях.
Я стояла, вглядываясь поочередно во все углы огромного помещения, и наконец убедилась, что каждое движение — всего лишь игра света, что в тени не притаился противник. Прямо передо мной находилась лестница, по которой меня вынудили взойти чуть больше недели назад.
Слева от меня стоял массивный дубовый стол, вокруг которого заседали жители поселка. На нем стояла различная оловянная посуда, но никто не обвивался вокруг нее. Я нагнулась, проверила пол, ножки стульев — внимательно осмотрела все, что внушало мне тревогу и казалось здесь неуместным. Лишь тогда я решилась отойти от двери.
Остановилась в центре помещения и прислушалась. Только звук дождя и протестующее поскрипывание старого дома из-за сильного ветра. Откуда начать поиски? Дом огромный. Руководствуясь лишь наитием, я повернула направо, к резной дубовой двери у подножия лестницы.
Я натянула рукава, чтобы не браться за ручку двери голой рукой, и осторожно повернула ее. Дверь открылась, я вошла внутрь и оказалась в гостиной, уставленной резной мебелью черного дерева. В другом конце комнаты я увидела старинный камин. От сквозняка в воздух взметнулось облачко пепла. Я обошла комнату по периметру, опасаясь, что кто-то — или что-то — может подкрасться ко мне сзади, если хоть на секунду повернусь спиной к двери. Распахнутая дверь в дальнем конце комнаты вела в кромепнгую тьму. Я включила фонарь и увидела еще одну большую, обшитую дубовыми панелями комнату — это был кабинет. Вдоль стен стояли книжные полки. Шторы на всех трех окнах были опущены. Я прошлась по комнате, освещая каждый уголок фонарем, пока не оказалась у письменного стола Клайва Вентри.
Несколько телефонных аппаратов, современнейший компьютер и настольный принтер соседствовали на антикварном столе с разбросанными бумагами. Я посветила на стол, просмотрела счета, сведения о прибылях и убытках, отчеты геологов, где было много специфических терминов, — я ничего не поняла. Ни один документ не привлек моего внимания. Мне было не по себе, я не могла оставаться так долго на одном месте. Я уже собиралась было повернуть назад, когда свет моего фонаря выхватил из тьмы письмо на бланке, показавшееся мне интересным. Это было официальное письмо от департамента по делам предпринимательства и реформы системы управления, бывшего министерства торговли и промышленности.
Краем фонаря я подвинула письмо так, чтобы смогла его прочитать целиком. Оно было коротким, всего три абзаца, и подписано начальником департамента по изысканию источников энергии. «Дорогой Клайв» — с такого обращения начиналось письмо, а дальше следовали «хорошие новости»: министр наконец дал разрешение на бурение.
Несмотря на протесты местного населения, Клайв Вентри все-таки получил разрешение на разведочное бурение вокруг поселка. Если под поселком находится большое нефтяное месторождение, как полагал Мэт, Клайв заработает на этом миллионы. В придачу к уже имеющимся.
А затем, словно следуя за ходом моих мыслей, свет фонаря упал на другое письмо, на этот раз от местного стряпчего. В нем адвокат подтверждал согласие встретиться с Клайвом на следующей неделе. Клайв намеревался пересмотреть завещание. Во втором абзаце адвокат объяснял, что при сложившихся обстоятельствах имущество Клайва перейдет к ныне живущим родственникам, долю каждого наследника определит суд. Его бывшей жене, пояснялось в письме, с учетом щедрых отступных, полученных ею при разводе, вряд ли хоть что-нибудь достанется.
Я обошла уже весь дом, нужно было поворачивать назад. Я выключила фонарь и, пока шла по темным комнатам, невольно размышляла над тем, кому Клайв собрался оставить свои миллионы. Может, и его дядя Альфред значится в списке наследников? Потом я вспомнила еще одного его дядю. Неужели перспектива получить наследство заставила преподобного Арчи вернуться домой?
Я вернулась в прихожую и выглянула в окно. Машина Мэта все еще стояла на улице. Я прошла мимо огромного дубового сгола, мимо буфетов, заставленных оловянной посудой и фарфором, мимо угла, где недавно нервно жались друг к другу пять стариков. Двое из пяти, Виолетта и Эрнест, уже мертвы. Скольким еще придется умереть, прежде чем Альфред почувствует себя удовлетворенным?
В дальнем левом углу холла три маленькие ступеньки вели к сводчатому проходу. Там царила тьма и метались тени. Я хотела было включить фонарик, но поняла, что тогда стану легкой мишенью. Средняя ступенька скрипнула, но, похоже, кроме меня, этого никто не услышал.
Я находилась в коридоре в задней части дома, в месте, где раньше сновали слуги. Наверх вела деревянная винтовая лестница. Конца коридора я не видела, но вдоль стен висели пальто и шляпы, на полу стояли сапоги. Я подождала несколько секунд, чтобы убедиться, что никто не прячется среди пальто, шляп и сапог. Потом двинулась дальше.
Комната, открывшаяся моему взору, оказалась столовой. Опять массивная мебель мореного дуба, опять фарфор, стеклянная посуда и серебро. Неужели здесь живет один человек? Очевидно, этот человек, вышедший из низов, страдал манией величия, раз купил и содержал такой особняк только для себя, любимого.
Я решила, что в столовой все стоит на своих местах, и сделала шаг назад. Теперь я крайне осторожно — мне очень не нравился этот ворох пальто — прошла еще несколько шагов по коридору. Дверь справа вела в кухню. У одной из стен стояла громадная плита, напротив нее — раковина. Тут были еще большие кухонные шкафы, и я понимала, что стоило бы заглянуть и туда, но мое сердцебиение, и без того учащенное, просто зашкалило. В кухне я ощутила запах — слишком хорошо мне знакомый.
«Поосторожнее, Клара, ты подошлауже очень близко», — шептал знакомый рассудительный голос в моей голове.
Дверь слева от меня вела в еще одну кухню. Люди, знакомые с планировкой особняков, называют эту комнату буфетной, помещением для мытья посуды — для меня же она была второй кухней. Тут находились раковина, нечто, похожее на большую посудомоечную машину, полки, забитые стеклянной посудой и разными приборами. Еще один коридор, очередная комната.