Она покачала головой:
— Макс, я никогда не буду как новенькая, — слабо шепчет она. — Они изувечили мне глаза. И крылья купировали…
— Не может быть!
— Я больше никогда не смогу летать. — Плечи ее вздрагивают от рыданий, а слезы оставляют на щеках светлые дорожки.
Я быстро провожу рукой по ее крыльям, осторожно расправляя главные перья. Вроде бы все на месте. На первый взгляд все в полном порядке.
— Тебе показалось, моя хорошая. Крылья твои на месте, — уверяю я ее. Мне прекрасно известно, как может замутить мозги химия белохалатников. — Обещаю тебе, все будет хорошо. За пару дней оправишься и полетишь, как раньше. Мы тебе все поможем.
Она приоткрыла глаза и посмотрела на небо:
— Они проводили опыты над моими глазами.
Сердце мне будто холодной рукой сжали:
— Что?
— Как с Игги, — еще раз повторяет она, и у меня в глазах темнеет от ужаса. — Джеб был здесь. Он сказал, это для моей же пользы.
Голос у нее такой слабый, что я с трудом разбираю слова.
— Ангел, скажи мне, — я подтолкнула к себе Газзи, — скажи мне, кто стоит рядом со мной? Не может быть, чтобы ты ослепла.
— Я… я… — Она моргает. Снова моргает, a мы все стоим, затаив дыхание. — Мой брат, Газзи, — выдыхает она. — Газзи, это ты?
Газзи обхватил ее за плечи и заплакал.
— Я вижу, но все так размыто, — шепчет Ангел.
— Шшшш… Тихо, моя девочка, — успокаиваю я ее. — Не надо ничего говорить. Помолчи пока. У тебя был бред от их препаратов. Он пройдет. Все будет хорошо. Мы тебя сейчас домой отнесем.
Она снова покачала головой, открыла глаза и со страхом посмотрела на меня, с трудом концентрируя взгляд:
— Макс, здесь была твоя мама. Я ее видела. Это была доктор Мартинез. Она… она на их стороне.
Поднимаю глаза и вижу, что стая в ужасе отшатнулась.
— Солнышко мое, успокойся. Это все галлюцинации. Крылья у тебя в порядке, и мама моя вовсе не с белохалатниками. У тебя был болезненный бред. Он скоро пройдет.
Ангел снова упрямо качает головой:
— Твоя мама была здесь. Она им помогает. Доктор Мартинез тоже с белохалатниками.
Мы летим домой. Я стараюсь держать себя в руках, но от слез почти ничего не вижу. Дилан, Игги, Клык и я, чередуясь, несем Ангела. Она почти ничего не весит, и лететь, держа ее на руках, совсем не трудно. По дороге домой мы завернули за Тоталом. Он ошалел от радости и лаял и прыгал вокруг Ангела, как самый обыкновенный пес.
Дома мы вымыли Ангела и положили спать. Она так слаба, что сон для нее сейчас — главное лекарство. Тотал свернулся калачиком у нее в ногах, а Газзи и Надж каждые полчаса заходят проверить, как она. А мне надо побыть одной. И я лечу в лес, чтоб собраться с силами и взять себя в руки. Иначе Ангел проснется, начнет рассказывать, что с ней произошло, а я буду только выть белугой. Какой прок от меня тогда будет?
А Клык нашел далеко не самое подходящее время, чтобы, по своему обыкновению, незаметно подкрасться ко мне, напугав меня до полусмерти:
— Надо поговорить. Про тебя. И про меня. Про нас.
Чувствую, как краска заливает мне щеки.
— Ты сам сказал, что «нас» больше не существует. — Я стиснула зубы.
— Не знаю, не уверен.
— Хватит. Ты ушел и меня бросил. Дважды. — Я начинаю заводиться. — То «мы», которое у нас было, ты послал к чертовой бабушке. И к тому же решил, что нашел Майю. — Не надо было про нее заикаться. Не надо было не подумав ляпать. Меня передернуло при воспоминании о том, что сказал о ней Ари.
— Майя погибла. — Про смерть ее я и так знаю. Но боль в голосе Клыка здорово меня задевает. — К тому же речь не о ней. Речь о том, что мы с тобой навсегда связаны. И нашу с тобой связь не разорвать, что бы ни случилось.
Я открыла было рот, чтоб ему возразить, но не смогла сказать ни слова. А Клык продолжает терзать меня своей искренностью:
— Макс, со мной говорил мой Голос. — Он схватил меня за руку и притянул к себе. — Он сказал мне, что я должен вернуться, что я должен быть с тобой. И я вернулся. Мне пришлось пешком пройти почти всю дорогу. Хотя я в пути сам чуть не умер. Но я все равно к тебе вернулся. И я хотел сказать тебе… Может, я тебе этого никогда раньше не говорил…
Сердце у меня бьется с такой скоростью, что мне кажется, у меня сейчас случится инфаркт.
— Я хотел сказать тебе, что я…
— Перестань! — крикнула я, закрыв уши руками. — Помолчи, пожалуйста.
Но если Клык что решил, его не остановишь. Поэтому выход у меня только один — сорваться с места и улететь.
В полете скорость в триста миль в час для меня не проблема. Это выше, чем у любой другой известной мне рекомбинантной формы жизни. Никакой другой живой организм такую скорость развить не может. Кроме Клыка.
Короче, сорвавшись с места, я в мгновение ока оказалась за пару миль от места нашего разговора. Вдруг чувствую, кто-то схватил меня за кроссовку. Клык следует за мной по пятам, синхронно со мной взмахивает крыльями и мертвой хваткой держит за щиколотку.
В конце концов мне стало трудно держать равновесие. Приходится затормозить. Резко останавливаюсь, встаю вертикально в воздухе и разворачиваюсь к нему лицом.
— Клык! Я сейчас ничего этого не могу слышать! Понимаешь, НЕ МОГУ! — кричу я ему. — Мне и так жить трудно. А ты все еще трудней делаешь. Ты что, не видишь, как все запутано.
Я умолкаю, задумавшись про все сложности в моей жизни.
— Я ничего не хочу усложнять. Я совершенно не хочу ничего запутывать еще больше, — тихо говорит Клык, и в углах губ играет его всегдашняя кривая усмешка. В его черных глазах столько тепла, что на мгновение мне приходится всерьез взять себя в руки, чтобы не полететь кубарем вниз. — Я только хочу сказать тебе то, что ты и без меня сама знаешь. Ты мне нужна. Мы нужны друг другу.
— Но я ничего не могу с этим поделать. — Я развожу руками, пытаясь показать все бескрайнее море моих проблем. «Это» — вся наша жизнь. — Я не знаю, что мне с тобой делать. И даже думать не могу. Не сегодня, не сейчас, не после того, как мы нашли Ангела в таком состоянии. Пожалуйста… — Я проглотила ком в горле, стараясь не обращать внимания на свое глупое сердце. — Пожалуйста, не надо сейчас об этом, — шепчу я чуть ли не умоляющим голосом. — Прошу тебя.
Но я и сама слышу, как меня выдает голос. И понимаю, что от Клыка мне ничего не скрыть.
Он пододвинулся ко мне еще ближе. Наши лица касаются друг друга. Наши крылья слились воедино. C каждым взмахом мы поднимаемся на десять футов вверх и потом так же плавно опускаемся на те же десять футов вниз. Общий ритм полета у нас в крови — мы всю жизнь вместе летаем. Я скрестила руки перед собой, так что локти упираются Клыку в грудь. А он взял меня за плечи, и я чувствую, как он вспоминает наши прежние прикосновения и объятия.