Он вздрогнул, когда Майя обхватила его сзади за пояс. Если бы не годы почитай что военной тренировки, он бы до небес подпрыгнул. Как она ухитрилась так бесшумно к нему подкрасться?

— Мммм… — Она прижалась щекой к его спине и мычит, еще не совсем проснувшись. — Завтраком вкусно пахнет. Когда ты готовить-то научился?

Клык передернул плечами:

— Да так, стряпаю по мере сил и возможностей.

Майя встает с ним рядом, все еще обнимая его одной рукой. И стрижка у нее просто классная. Он даже головой затряс от изумления. С каких это пор он на стрижки внимание обращает? Такого с ним еще не случалось.

Насупив брови, он смотрит на Майю, и она улыбается в ответ. Поднимается на цыпочки и звонко чмокает его в щеку. Губы у нее мягкие и прохладные.

— Спасибо за… завтрак, — говорит она, а Клыку кажется, что он попал в водоворот.

И он совсем не уверен, что ему хочется из него выбраться.

4

У меня всегда было одно золотое правило: обычные люди не должны видеть, как мы летаем. Чего я только ни делала, чтоб соблюдать эту жизненно необходимую меру предосторожности. Но секрет наш давно уже обнародован, и теперь мы почти не остерегаемся и особо ни от кого не скрываемся.

Потому-то мы и приземлились на парковке прямо на крыши школьных автобусов под приветственные ахи и охи уставившихся на нас круглыми глазами школьников.

Заправляю выбившуюся из джинсов рубашку и расстегиваю свою неизменную ветровку. Звонок еще не прозвенел, перед школой куча народу, и все уставились на нас — глаз не сводят. Начинаю чувствовать себя зверем в зоопарке. Выпрямляюсь и независимо отвожу назад плечи. Мне не впервой иметь дело с людским удивлением, страхом и — не побоюсь этого слова — восхищением.

Только вдруг до меня доходит, что на меня никто не смотрит.

— Дилан! — Какая-то девица отделилась от стада и рванулась к Дилану, чуть не сбив меня с ног.

— Это неописуемо…

— Невообразимо! — перебивает ее еще одна. Глаза у нее горят нескрываемым восторгом.

На них обеих коротющие юбчонки и майки на тонких лямочках. И у обеих длинные, блестящие на солнце волосы. Из открытых носков модных шлепок виден разноцветный, голубой, зеленый и розовый педикюр.

В детали моего прикида лучше не вдаваться.

Если бы со мной рядом был Клык, при виде этих див он бы напрягся, попятился и исчез прежде, чем они поняли бы, в чем дело.

Но рядом не Клык, а Дилан.

— Приветствую вас, девушки, — рассыпается он, и от его белозубой улыбки у них явно перехватывает дыхание. Я и понятия не имела, что можно хлопать ресницами с такой скоростью. Правда, мне вообще невдомек, зачем ресницами хлопать.

— Класс! Даже лучше, чем загоревшийся диван на последней вечеринке у Анди. — К ним подходит третья телка и отточенным жестом откидывает на спину волосы.

— Диван случайно загорелся. — Та, которую зовут Анди, втихомолку оттесняет подружку плечом.

Дилан улыбается еще шире. По-моему, девицы сейчас упадут на колени и начнут разбивать себе лоб об асфальт, благодаря Бога за чудо, ниспосланное им, недостойным.

Однако, по всем признакам, недостойными они себя не считают. Очень даже наоборот. Каждый их жест говорит: «Мы избранные, единственные и неповторимые». И в этой уверенности их, по всей вероятности, ничто никогда не поколеблет.

Первая девица постучала Дилана по плечу ярко накрашенным ногтем. Я засунула руки поглубже в карманы, повернулась и пошла в школу вместе со стаей.

— Ты сегодня на ланч со мной рядом садись, — безапелляционно заявляет Анди.

— И со мной, — присоединяется к ней вторая.

— Со всеми нами, — хором повторяют все трое, наседая на Дилана, и у меня перед глазами встает картинка трех гиен, взявших в кольцо свою жертву.

— Надо бы и мне раздобыть себе крылышки, — бормочет рядом со мной парень, завистливо провожая глазами Дилана и облепивших его девчонок.

— Пересаженные крылья — настоящее несчастье, — ядовито замечаю я сквозь зубы, вспомнив кошмарные крылья моего незадачливого, теперь уже умершего, единокровного брата Ари.

Парень отшатывается, и до меня с запозданием доходит, что он совершенно не собирается пересаживать себе крылья. Увы, в башке у меня намертво засел только один сценарий — неудачные эксперименты по улучшению человеческого рода. Здорово же меня извращенцы от науки задолбали.

— Слоан!

Оборачиваюсь на восторженный вопль Надж и вижу, как по направлению к нам трусит рысцой какой-то чернявый пацан. Его многочисленные дреды [1] слабо схвачены на затылке в хвост. Он ужасно симпатичный. Надж пока крепится, но, боюсь, еще секунда — и она не сдержит восторженного вопля.

— Привет, подружка, — откликается Слоан. Его широченная улыбка сияет всеми тридцатью двумя зубами.

— Сколько ему лет? — прошипела я.

Надж ростом под метр семьдесят пять, но ей только двенадцать. По-моему, она слишком торопится повзрослеть.

— Понятия не имею, — беззаботно откликается она и прибавляет шагу, догоняя парня. На нем куртка Варсити. [2] Но клубняк можно носить только с десятого класса. Значит, ему как минимум лет пятнадцать, а то и все шестнадцать будет. Вот черт! О чем она только думает?

Кто-то легко коснулся моей руки. Оборачиваюсь — вплотную ко мне стоит Дилан:

— Увидимся.

Он смотрит на меня, и его синие, как море, глаза пробирают меня до печенок. Я снова вспоминаю, как мы целовались на вершине Триумфальной Арки. И еще в паре разных мест. А теперь на него, будто стадо разъяренных акул, накинулась толпа обезумевших красавиц. Вот и пусть получают его с потрохами. Посмотрим-посмотрим, как он будет барахтаться в этих новых «водах».

Я провожу пальцем по своей руке там, где ладонь Дилана оставила все еще теплый след.

На фиг он мне сдался!

5

— Пора в дорогу, — торопит Клык свою команду. — Нас ждет Сан-Франциско.

— Мы готовы. — Майя легонько похлопала его по ноге и улыбнулась. Ему сразу полегчало — беспокойство куда-то отступило.

— Быстрей, быстрей, быстрей! Вечно ты нас торопишь, — сердито протестует Звезда. — Только сюда прибыли, и снова давай вперед. Черти тебя, что ли, гонят? Дайте мне хотя бы завтрак доесть.

Она завязала хвост и одним махом отправила в рот сразу весь омлет. Глядя на нее, Клык вспомнил, как Газзи, чавкая и причмокивая, мог в одну секунду уничтожить жареного кролика, добела очистив каждую косточку. Но Газзи — это Газзи, а как это получается у Звезды, со всеми ее повадками образцовой ученицы католической школы, у Клыка до сих пор в голове не укладывается.