Так вот, Полина устроила Ольге настоящую мезотерапию – колола и колола Ольгу своими мелкими больными вопросами, как будто быстро-быстро втыкала в нее иголки. Получалось, что Ольга – плохая мать, настоящий изверг, который совершенно не думает о своем ребенке и специально живет здесь, а не в Америке, чтобы тоталитарной школой повредить Антоше self esteam.
И Ольга совсем сникла и понемногу становилась похожа на тряпочный мешочек… Потом тряпочный мешочек начал отмахиваться, делая слабые отгоняющие жесты рукой, а потом вообще уполз под плед и оттуда стонал и жалобно ел бутерброд.
Из-под пледа Ольга испуганно поглядывала на Полину с выражением «чур, я в домике», а на меня с выражением «я зашла, чтобы полежать и расслабиться, а на меня тут охотятся…». Но Полина с напряженным видом все задавала свои вопросы, все выкуривала ее из домика, как лису из норы, – что это на нее нашло?..
Я ободряюще кивала обеим и думала:
…а не принимает ли она Ольгу за министра образования, который случайно лежит у меня на кухне под пледом в желтую клетку…
…а как было бы хорошо иметь для нападения на Антошину школу Special educational advocate или хотя бы пистолет с игрушечными пульками;
…а главное – почему Полина так неожиданно и жестоко, как лев на овцу, напала на Ольгу, и почему она хочет сделать ей больно, как лев овце?
И я уже хотела вмешаться и строго сказать «я не позволю!!», или «в моем доме!!» или «чай или кофе?», как вдруг Ольга вылезла из-под подушки, уселась и, широко улыбнувшись, радостно объявила:
– А вы у нас на филфаке учились, – и озабоченным секретарским голосом спросила сама себя: – Не помню, на английском отделении или на португальском?
– Ольга была самым лучшим секретарем деканата за всю историю филфака, – с гордостью пояснила я Полине.
– Не помню, – озабоченно бормотала Ольга, – не помню факультет, и фамилию не помню!.. Неужели так и не вспомню, какой позор!.. А-а! Вспомнила-вспомнила, у вас такое имя необычное… – Прасковья. Прасковья Никитична Станкевич, вот вы кто! Ну, как я, молодец?
И тут произошло удивительное – Полина так покраснела и вскинулась, как будто Ольга сказала что-то ужасное. Что она не Штирлиц, а полковник Исаев, не граф Монте-Кристо, а Эдмон Дантес.
– А я думала, вы меня сразу узнали… А я вас сразу узнала, – насупившись, сказала Полина, даже не похвалив Ольгу за феноменальную память.
– Ольга, ты молодец, у тебя феноменальная память, – заторопилась я, – зато у тебя, Полина, такое чудесное имя, главное, редкое…
Полина, такая уверенная в себе, такая надменная, смотрела на меня со странным выражением лица, одновременно растерянным и угрожающим.
– Если ты расскажешь Максиму, что я… Тогда я расскажу тебе что-то очень для тебя неприятное. Так что выбирай, – жестко сказала Полина.
– Я расскажу, – не поняла я, – что ты что?
А что она может рассказать мне про меня? Бедная Полина ведет себя, как в детском саду. Это она просто от неожиданности.
– Что я Прасковья… – отвернувшись от нас, в пространство проронила Полина.
– Не нужно мне ничего про меня рассказывать. Я не буду, не буду, я не расскажу Максиму, что ты Прасковья, – успокаивающим голосом сказала я Полине, как Андрюшечке, и предложила: – Хочешь, я прямо сейчас унесу эту страшную тайну в могилу?.. А хочешь, давай вдвоем унесем твою тайну в могилу?..
Почему она стесняется такой ерунды? Что стыдного в перемене имени? Что в имени тебе моем, оно умрет, как шум печальный волны, плеснувшей в берег дальний?..
Вот, к примеру, Мура. Когда она была маленькая, ее звали Иден. Мура сама переименовалась в героиню сериала «Санта-Барбара», у нее и табличка на двери комнаты висела – «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ИДЕН». Ну и что? Мура подросла, сериал как раз закончился, и она переименовалась обратно в Муру…
А может быть, Полина под именем Прасковья сделала что-то плохое? Мура под именем Иден сделала много плохого – получала двойки, вырывала страницы из дневника, прогуливала физкультуру…
Наверное, Полину смущало, что Прасковья – это простое имя?.. Но ведь с именами все так быстро меняется, то одно модно, то другое… Когда-то, до Пушкина, самое романтическое имя было Нина. Героиня драмы «Маскарад» и другие героини, подверженные роковым страстям, – все они были Нины. А Пушкин впервые назвал героиню Татьяной, до него Татьяна было простонародным именем… А может быть, в XXI веке Прасковья станет самым модным именем?
Полина, все еще красная, смущенно хмыкнула:
– Ну как у человека в двадцать первом веке может быть имя Прасковья? Я и поменяла. А Максиму, ну, знаешь, как бывает, – сразу не рассказала, а потом неохота признаваться…
Я знаю. В мелком вранье всегда неохота признаваться, в крупном тоже. У некоторых людей бывают тайны и посерьезнее, чем переименоваться с Прасковьи в Полину. Романы с чужими мужьями, вот какие тайны.
Я люблю Полину.
Я полюбила Полину с первого взгляда после того, как она оказалась тайной Прасковьей. Это только кажется странным. Мне как психологу все абсолютно ясно.
Тут вот в чем дело. Когда Алена или Ольга рассказывают мне про себя все, мне не кажется, что это подарок, это – нормально. Мне иногда даже кажется, что они могут прерваться и завтра досказать про себя все. А когда очень холодный, очень скрытный, очень на вид презрительный ко всем человек вдруг расскажет о себе хотя бы что-то, возникает такое странное чувство, как будто тебя одарили откровенностью, как редким драгоценным подарком, как будто теперь ты связан с ним особенной, таинственной связью… с Полиной.
Я спускалась по лестнице и думала – I haven’t done anything bad! It’s nothing to speak about! [9] А что я вообще-то сделала плохого?! А что они удивились, так сами-то пусть на себя посмотрят, еще неизвестно, какие у них самих тараканы в голове…
Что мне, интересно, было делать?.. Когда я приехала в Америку, в Цинциннати, все, с кем меня знакомили, спрашивали – Where are you from? [10]
Я отвечала – I’m from Saint Petersburg [11] .
– O, really? I know Saint Petersburg! Wonderful city! – отвечали американцы. – Hermitage! [12] Здесь, в России, многие считают, что американцы дикари и ничего не знают, но это не так. Нужное им знание лежит у них в определенном месте, как в кармане.
Нет, а что я должна была говорить – I’m from Muhosransк? Чтобы они сказали в ответ – О, really? I know Muhosransк! Wonderful city!