— Это и есть твой любимчик? — обернулась к подружке Любима. — Красив, ничего не скажешь.
— Велимор-волхв, — тихо пояснила Речка. — Самый молодой из всех. Смотри, что дальше будет. Сам Вельвед здесь — кудесник изрядный.
Любима с любопытством вытянула шею. Бровастый Вельвед, дойдя наконец до главного идола, повернулся и три раза ударил посохом в снег. Собравшиеся притихли.
— Злые вести принес я вам, люди, — громко возвестил волхв. — Вчера на Подоле родился двухголовый козленок, а еще раньше — телятя о трех главах. Не к добру то, люди, ой, не к добру. Чую, дуют над Киевом черные ветра, шевелят под снегом траву-одолень, задувают под крыши. Зло, зло летит над вашими головами, бойтесь же и паситеся! И травень месяц стоит — видите? — то дождь, то солнце ясное, а то ветра буранные. Никогда такого не было, нынче — есть. Смерть, смерть крыла свои черные растопырила, чуя я ее, чую…
Отбросив в сторону посох, Вельвед упал лицом в снег, завыл, раздирая в кровь щеки:
— Горе нам, горе!
— Горе нам! Горе! — эхом подхватили волхвы. В толпе кто-то завизжал, кто-то заплакал.
— Не бойтеся, люди, — вдруг вскочил на ноги Вельвед. Звякнуло на его морщинистой шее ожерелье из золотых черепов. — Боги хотят жертвы! И будут милостивы, если мы будем их чтить… — Он обернулся к отроку, и тот с поклоном передал ему трепыхающегося белого петуха.
Вельвед вытащил из-за пояса нож:
— Прими же, Перун, нашу жертву!
Отрубленная петушиная голова упала в снег, кровь брызнула прямо на идола. Волхвы — и снова кто-то в толпе — громко запели:
Славься, славься, Перун-громовержец!
Славься, славься!
— Славься, славься! — подхватили в толпе, кто-то опять завизжал. Собравшиеся, по знаку волхвов, обряди друг друга за плечи и, ритмично покачиваясь, продолжали петь, все громче и громче:
Славься, славься!
Славься…
Казалось, в небе померкло солнце и весенний день превратился в темный осенний вечер. Не было уже видно ни ясного голубого неба, ни белых веселых облачков, ни березок — один лишь ритмичный мотив:
— Славься, славься!
Вдруг главный жрец, размахнувшись, стукнул порохом по березе. Все замолкли, волхвы — и многие из собравшихся — с рыданиями повалились в снег, терзая себе ногтями лица.
Речка, поглядев вокруг пустыми глазами, тоже сделала попытку упасть… и упала бы, кабы ее не поддержала Любима.
А Вельвед неожиданно бросился бежать прочь и исчез среди берез. К орошенному кровью идолу подошел светлоглазый отрок — Велимор.
— Ой, не плачьте, не рыдайте, люди добрые, — гонким мальчишеским голосом задорно воскликнул он. — Принял громовержец Перун нашу жертву, и тъма-злобище прошла на этот раз стороною. Так возрадуемся ж тому, люди!
Выхватив неизвестно откуда бубен, он забил по нему ладонью, запел, подпрыгивая в ритм песне:
Весна, весна,
Приди к нам, весна!
Подбежал к девкам, схватил крайнюю за руку:
— А ну, в хоровод, девы!
А дальше уж пошла потеха! И песни-то пели:
Приди к нам, весна,
С калиною-малиною,
С черною смородиной,
С цветами лазоревыми,
С травушкой-муравушкой!
И через зажженный костер прыгали, и пироги-лепешки ели, пивом да сбитнем запивали! Потом завязали Велимору глаза — тот пошел ловить дев, споткнувшись, растянулся со смехом на снегу…
Речка ткнула подружку рукой:
— Ну, как?
— А вроде и впрямь весело! — откликнулась та. — А начиналось-то как? Вот уж никогда б не подумала…
А мы просо сеяли,
А мы просо сеяли,
Ой, дид-лало, сеяли!
Закружились в пляске девчонки — парней-то не так много и было — запели, заголосили — весело! Потом принялись в корзинах кататься — с горки да на Глубочицу, да по льду — так, что дух захватывало!
Многие поскидывали шубы и шапки, побросали прямо на снег, разрумянились — жарко. Молодой волхв обернулся к Любиме, взял за руку, улыбнулся:
— А ну, наперегонки, во-он до той березы?
— А давай еще и Речку возьмем?
— Речку? Вот ту, рыжую? Давай.
И побежали. И до березины, и вокруг, гонялись друг за другом, покуда не повалились от усталости в снег.
— Придешь еще к нам? — жарко прошептал на ухо Любиме Велимор. — Приходи… с Речкой.
— Попробую, — улыбнулась девушка. Все, что говорил тот страшный волхв, Вельвед, показалось ей кошмарным сном. Ведь сейчас-то было так весело!
Не заметили, как и стемнело.
— Ой, никак вечер уже? — отыскивая глазами подружку, спохватилась Любима. — Эй, Реченька, Речка! Домой пора, батюшка уж, поди, заждался!
— Домой так домой, — подбежав, кинулась ей на шею Речка. — Все равно уж расходятся все.
Горели воткнутые в снег факелы, каждый уходящий подходил к идолам, кланялся и благодарил за веселье.
— Ништо! — широко улыбаясь, кланялись в ответ волхвы — длинный и пухленький. Стоящий чуть поодаль Велимор провожал каждого ласковым словом. — Жду вас, красавицы девы, — почтительным поклоном простился он с Любимой и Речкой. — Обязательно приходите еще. Речка знает — куда.
— Какая хорошая у него улыбка — ясная, добрая, — прошептала на ухо подружке Любима.
— Да… — тихо откликнулась Речка. — И какой он красивый! Велимор, Велиморе…
В черном бархатном небе желтыми искорками сверкали звезды. Рассыпал жаркие искры костер, и стоявшие кругом идолы отбрасывали на снег корявые темные тени.
Выбравшись из берез, Вельвед-волхв пристально оглядел своих и скривил губы в улыбке.
— Неплохо поработали сегодня, — скупо похвалил он. — Однако ты, отроче! — Он с силой ткнул посохом в грудь Велимору. Тот пошатнулся и скривился от боли.
— Ты почто нос воротишь от рыжей? — нехорошо усмехнулся Вельвед. — Плетей захотел, отроче? — Глаза его грозно прищурились.
— Н-нет, — запинаясь, ответил отрок. — Я н-ни-чего…
— Смотри у меня! — погрозил посохом волхв. — Позвал всех, кого надо?
— Позвал, господине.
— Ну, хоть так, — волхв замолчал, обернулся. — .Эти чего ждут? — Он указал на группу парней, переминавшихся с ноги на ногу неподалеку.
— Известно чего — оплаты! — хохотнул круглолицый Кувор. — Кто кричал, кто подпевал, кто приплясывал. Все, как ты велел, господине!
— Ах, да, — Вельвед почесал бороду и прищелкнул пальцами. — Войтигор, проплати. — Он снял с пояса калиту и протянул высокому волхву с длинным носом. Пожаловался: