— Так себе, — честно ответил посыльный. — Где воевода?
— Хаснульф? А вон, у порока! — Фриз указал рукой на «черепаху», неутомимо долбающую ворота. Мерного гула тарана уже никто не слышал — настолько он стал привычным. Да и крику кругом хватало. Вот опять заорали: это ромеи наконец сбросили со стен нападавших.
— Ничего! — осклабился фриз. — Говорят, князья отдадут нам город на целых три дня! Представляешь, сколько там всего, парень?
— Да-а, — кивнул Дивьян, до недавнего времени не веривший, что могут быть такие громадные города, как вот этот — Византий, Константинополь, Царьград! Раскинувшись на семи холмах, город полого спускался в бухту Золотой Рог, вход в которую ныне перегораживала толстая цепь, уходившая в башни. Видно было, как у причалов и в самой бухте угрожающе покачивались на волнах ромейские военные суда — длинные, с хищно вытянутыми носами. Честно сказать, мелкие ладьи русов — так, по названию древнего племени, величало себя объединенное войско — смотрелись на фоне этих великолепных кораблей довольно-таки убого. Правда, ладеек было много, так много, что само море казалось черным.
Дивьян обнаружил Хаснульфа вблизи тарана. Укрывшись за воткнутые в землю щиты, воевода деловито распекал прячущих глаза сотников.
— Вместе надо было, разом! — кричал он. — А вы как делали? Прорвались в одном месте — и все? Ничего уж больше не надо?
— Так ведь прорвались все-таки!
— И что? Скинули вас со стены, словно куница хвостом смахнула. Рог слушать надо, а не карабкаться наверх напропалую. В следующий раз… Чего тебе? — Он оглянулся на отрока.
— Хельги-князь говорит то же самое, что и ты, воевода! Как три раза пробьют барабаны и затрубят рога — навалиться разом!
— Вот и я о чем! Слышали? — Хаснульф тяжело дышал, видно, жарко ему было в кольчуге и надетом поверх нее кожаном панцире с овальными, ярко начищенными бляшками. Голову воеводы венчал круглый, чуть вытянутый кверху шлем с золотым ободком по краю.
— Скажи князю — мои воины готовы. — Он внимательно поглядел на стену и выругался: — Кажется, они опять подтащили смолу… Эй, ребята…
Выскочив из-за ряда щитов, он, грузно переваливаясь с ноги на ногу, побежал к тарану. Да, в смелости воеводе Хаснульфу было не отказать. Ободренные его примером воины тоже выдвинулись ближе к стенам. Только в который раз уже?
Вернувшись к своим, Дивьян бросился к Хельги — князь стоял на небольшом холмике, рядом с буйно-бородым Хаскульдом, и хмуро взирал на сбивающихся в отряды уцелевших дружинников. Темно-голубой плащ ярла трепетал на ветру, словно крылья, серебром сияла на солнце кольчуга.
— «А все ж таки он могуч! — подумалось вдруг Дивьяну. — Могуч и бесстрашен, как древние боги!»
— Да, тройной удар барабанов. — Выслушав запыхавшегося парня, Хельги повернулся к Хаскульду: — Ты сам подашь сигнал, князь?
Хаскульд кивнул — важный, неторопливый, в красном княжеском плаще-корзне — и медленно поднял правую руку. Хельги-ярл, новгородский и ладожский князь, с досадою закусил губы. Нет, нельзя было наступать, не дождавшись подхода сил Дирмунда! Нельзя! Не хватало сил — и это остро чувствовали все, от князя до простых ратников. Еще хотя бы треть от того, что было… Как нужны сейчас те отборные киевские сотни, что недавно вернулись из древлянской земли, где они железом и кровью усмиряли очередной мятеж! Хаскульд специально оставил захворавшего Дирмунда в Киеве дожидаться их возвращения, а потом, не медля, идти следом за основным войском. Можно было, конечно, подождать их на каком-нибудь из островов — Хортице, где принесли обильные жертвы, или Березани… Но Хаскульд-князь не хотел ждать! Вот еще! Ведь то же самое предлагал ему Хельги — выскочка, мальчишка, неведомо как сделавшийся северным князем. Разве ж дело младших чего-то там предлагать? Их дело — покорно слушать старших и исполнять, что скажут! А потому — вперед, на Царьград! Там подождем Дирмунда, а надоест ждать, так начнем и без киевских сотен, пусть подойдут к шапочному разбору — то-то потеха будет. Шесть лет назад трепетал Царьград и перед меньшим воинством, и сам патриарх Фотий напрасно возносил молитвы распятому богу…
Хельги не мог спорить с Хаскульдом. Видел, что тот будет глух к любым доводам рассудка. Как же — кто Хаскульд, и кто Хельги? Величины несопоставимые. Хаскульд, Аскольд, киевский князь, в очередной раз ведет свое войско на заносчивую и богатую Империю ромеев, а Хельги — варяжский ярл, искатель наживы, каких много в Норвегии или Дании, — лишь присутствует, взятый в поход из милости, с северной своею дружиной. Хельги-ярл остро чувствовал это — и знал, что не мог не пойти. Слишком многое было обещано новгородской дружине, боярам, купцам. А обещанное следует выполнять, каким бы трудным и невозможным то ни казалось! Потому и стоял сейчас Хельги под стенами Константинополя, и гибла его дружина, делая все, что возможно, для общей победы русов.
Троекратный гром больших барабанов раздался над Золотым Рогом! Затрубили рога, и над бухтой пронесся горячий ветер. Хельги оглянулся на ладьи и нахмурился.
— Брат мой, наш флот в опасности, — повернулся он к Хаскульду.
— Не вижу никакой опасности, — буркнул тот. — Этим самонадеянным глупцам ромеям скоро будет не до нашего флота.
— Самонадеянным глупцам… — скептически повторил Хельги, и по глазам его было видно, кого он считает на самом деле глупцом. — Кто командует ладьями, мой князь?
— Боярин Мистислав, человек преданнейший и верный.
— Ты доверил командовать флотом не викингу? — удивленно воскликнул ярл. — Но как же?
— Да, честно говоря, от Мистислава на суше толку было бы больше, — согласно кивнул Хаскульд, глядя на бегущие к стенам фигурки, и вдруг усмехнулся: — Хочешь, ты командуй флотом, ярл!
Хельги зло рассмеялся:
— Если только там еще возможно хоть что-нибудь сделать!
Потребовав коня, он вскочил в седло и помчался к бухте. Так и не получивший конкретного приказа, Дивьян пожал плечами и припустил вслед за князем. В конце концов именно там, в ладьях, и находилась большая часть младшей дружины.
Многочисленные ладьи покачивались на волнах перед бухтой. В бирюзовых водах отражалось палево-голубое небо. Низко кружились небольшие стремительные птицы.
— Жарко. — Сняв шлем, белоголовый Лашк зачерпнул воды, вылил на себя, на голову и обтянутые кольчугой плечи. Оглянувшись на Снорри, взялся за весло.
— Кажется, я слышал сигнал, — сказал Снорри. — Что-то медлит наш Мистислав-конунг… Что ж, подождем.
На крайней ладье — ладье боярина Мистислава — подняли весла. Снорри дал знак своим.
— Кто это там скачет? — Поднимая тяжелое весло, Лашк скосил глаза на берег. Посмотрев туда же, Снорри узрел одинокого всадника в темно-голубом развевающемся плаще. Всадник нахлестывал коня. Кольчуга и шлем серебрились на солнце.
— Ярл! — улыбнулся викинг. — Кажется, это наш князь, Хельги!