— Ну и рожа! — прокомментировали в толпе. — Такой и сам что хочешь слямзит.
Скьольд строго посмотрел на Приблуду и велел рассказывать, как было дело.
— Так это… он… это… все уже… рассказал… это… — очумело вертя глазами, пробормотал Хрольв. Вид у него был такой, словно он ждал, что его с минуты на минуту начнут бить. Видно, с раннего детства не выносил Приблуда подобного многолюдства. Да ладно бы — в толпе стоять, так ведь нет — посередине поляны, как петух на насесте.
— Сначала говорить научись, паря! — выкрикнули из толпы. Кто-то свистнул.
Видя, что от подобного свидетеля никакого толку все равно не добиться, Скьольд жестом отпустил бедолагу Хрольва на место и вызвал других, слово в слово повторивших то, что незадолго до них произнес Дирмунд Заика. Удовлетворенно кивнув, судья наконец обратился к ответчику, язвительно поинтересовавшись, что тот может сказать в свое оправдание.
— Я не брал ожерелье, — упрямо мотнул головой Хельги, и все снова притихли, ожидая дальнейшей развязки событий. Скьольд Альвсен, обернувшись, незаметно подмигнул брату — этот дурачок Хельги выбрал совсем никудышную тактику защиты. Вместо того чтобы что-то говорить — упрямо все отрицать, даже самые очевидные вещи. Да-а, мнение тинга явно будет не в его пользу. Да и двенадцати свидетелей с его стороны что-то не видно. Впрочем…
— Свободнорожденный Хельги, сын Сигурда, имеются ли у тебя послухи, числом не менее двенадцати, согласные под присягой подтвердить твою невиновность?
Хельги снова мотнул головой, хотя видел, как выбежали из толпы Харальд, Ингви и Снорри, да еще к ним присоединилось несколько парней с хуторов.
— Не надо подтверждать то, чего не знаете, — гордо произнес сын ярла. — Ваша честь значит для меня гораздо больше, чем собственное доброе имя.
— Хорошо сказал! — пролетело в толпе. Правда, послышалось и другое: — Ну и дурачина! Теперь-то уж точно подвергнут его испытаниям.
— Тихо, тихо, уважаемые! — утихомиривал толпу Скьольд. Обернувшись к брату, тихо приказал: — Разводите костер.
Бьярни кивнул, тряхнув буйной рыжей бородищей, и, радостно ощерясь, принялся подгонять младших родичей. Те быстро притащили хворост, расщепили сушину — миг, и запылало на старом кострище высокое злое пламя.
— Котелок, — прошептали в толпе. Это было известное испытание — из кипящей воды нужно было достать кольцо. Руку перевязывали, а через некоторое время смотрели — если не было волдырей, значит, обвиняемый невиновен. Ну, а если ж были… ясно.
— Ну нет, сосед. Котелок — это женское испытание. Наверняка заставят парня таскать в руках угли.
— Да, пожалуй. Ух, и не сладко ж ему придется.
— Что ж, поделом. Не надо было воровать ожерелья!
— Не надо было молчать, как пень! Выкрутился бы, как угорь из сетки.
— Ну, этого ему гордость не позволяет, он же сын ярла.
— А тогда пусть терпит! Знавал я случай, когда от угольков в ладонях сходили с ума.
— Да, так часто бывает.
— Да неужели?! Слышь, Горм, а, похоже, не напрасно мы сюда пришли. Вот уж развлеченье-то, зря Хререкр с Грендлем остались на хуторе.
— Ну, кому-то ж надо пасти свиней.
— Уважаемые свободнорожденные! — повысив голос, обратился к собравшимся Скьольд. — Все вы видите, что обе стороны поставлены в равные условия, однако Хельги, сын Сигурда, не предоставил двенадцати послухов и отказался отвечать на вопросы тинга прямо и правдиво. Так?
— Так! — хором выкрикнули в толпе.
— Однако мы все видим, что прямая вина Хельги, сына Сигурда, точно не доказана. Да, ожерелье нашли в его суме, но никто не видел, как и когда он его туда положил. Так?
— Так!
— А раз так, то пусть дальше рассудят боги!
Скьольд Альвсен кивнул на пылавший костер, поинтересовавшись, знакома ли Хельги суть испытания. Тот кивнул и медленно пошел к костру. Сын ярла был уверен в себе — он не смалодушничает, закричав от боли, стойко вынесет все… Но вот потом — останутся ли на ладонях волдыри? — этого он не знал. А вдруг останутся? Рядом с ним, чуть поотстав, шли друзья, готовые подбодрить, — Снорри, Ингви, Харальд, — Хельги не видел их, он шел к пылающим углям. Гордо, непоколебимо, уверенно… В голове его били барабаны. Ритмично, яростно, громко!
Подойдя ближе, сын ярла остановился, побледнев, зажал уши руками… И тут же обернулся к собравшимся.
— Дозволено ли мне будет задать несколько вопросов уважаемым судьям? — улыбаясь, громко спросил он.
— Задавай! — закричали в толпе, кто-то снова засвистел, заулюлюкал.
— Благодарю, — изящно поклонился Хельги и, поправив алый плащ, застегнутый на левом плече, направился к Скьольду Альвсену и другим избранным тингом судьям.
— Во-первых, я хочу спросить вас, уважаемые, кем именно ожерелье было оценено в тридцать дойных коров?
— Э… — несколько замялся Скьольд. — Ожерелье было оценено самой хозяйкой Гудрун.
— То есть заинтересованным лицом, — усмехнулся Хельги. — Эдак и я могу оценить свой плащ, скажем, в два драккара!
— Во, дает! — В толпе послышался смех. Видно, многим понравился столь неожиданный поворот событий.
Хельги поднял руку и, обращаясь не столько к судьям, сколько ко всем собравшимся сразу, громко заявил, что, наверное, будет вполне справедливым, чтобы ожерелье оценили купцы, скажем, в Скирингсале или Бирке.
— Но ведь туда одна дорога пять дней! — хлопнув ладонями по коленям, возмущенно воскликнул Скьольд.
— Ну, это уж дело истицы, — пожал плечами сын ярла. Прислушался — и услышал в толпе то, что давно уже ожидал, — одобрительный ропот. Поклонился народу и продолжил: — Теперь второй вопрос: принимает ли уважаемый суд вещественные доказательства?
— Принимает, — сухо кивнул Скьольд, недоумевая, что там еще придумал этот Хельги. Вот уж никак не ждали от него такой змеиной хитрости.
— Тогда попрошу доставить сюда одну из вещей Сигурда ярла.
— Какую именно?
— Раба по имени Трэль Навозник.
Тут уж народ захохотал в полный голос. Скучное судебное заседание становилось все занимательнее. Будет о чем рассказывать домочадцам на дальних хуторах долгими зимними вечерами! Доставить Навозника — «вещь Сигурда ярла» — тут же взялись Харальд с Ингви. Сразу же и умчались на лошадях, ободряюще хлопнув Хельги по плечу.
Пока они ездили, сын ярла задал очередной вопрос: считается ли злосчастное ожерелье личной собственностью Гудрун, или оно принадлежит всему роду Сигурда, в том числе и ему, Хельги?
— Вызовите хозяйку Гудрун! — кивнул слугам Скьольд.
— Не торопитесь, — ехидно улыбнулся Хельги. Снорри таращился на него во все глаза — никогда он еще не видал своего друга таким… таким… как тогда, над пропастью. — Не торопитесь, — повторил Хельги. — Объясните народу, что значат слова «хозяйка Гудрун»? Что, у усадьбы Сигурда ярла уже есть другой хозяин? Вернее, хозяйка? Это как же так? Ведь отец мой Сигурд — да живет он вечно — вроде еще не в Валгалле.