— Да не хмурюсь я, Куно, — комара вот со лба согнал. А сообщение твое обязательно передам, ежели сподоблюсь.
— Рад довериться столь благородному мужу!
— Спасибо за добрые слова. Да, вот еще что…
Чуть смущаясь — все-таки не так уж и велик подарок, ну, да главное внимание, — Олег Иваныч вручил рыцарю ремень, попрощался и медленно пошел обратно. Фон Вейтлингер тоже исчез за деревьями. Олег так и не понял, понравился ли ему подарок, — слишком темно было, чтобы пристально всматриваться в выражение лица рыцаря, да и некогда, по правде сказать.
Пройдя шагов тридцать, майор ощутил вдруг какое-то беспокойство — поблизости что-то не видно было Гришани. Ушел, не став дожидаться? Это ушлый-то софейский служка? Ага, сейчас! Что-то слабо верится. Тогда где же он?
Ответ на этот вопрос Олег Иваныч получил почти сразу, как только свернул чуть в сторону от реки. Поперек тропы лицом вниз лежало чье-то тело. Чье-то? Рубаха-то уж слишком яркая, даже в полутьме небесно-голубым сияет, да блестит в лунном свете серебряная вышивка по вороту и подолу. Гришаня! Стонет… Значит, еще жив! Но кто же…
Олег Иваныч бросился к отроку. И неяркий свет июньской ночи вдруг померк в глазах майора. Нет, он не потерял сознание — просто на голову Олегу, осторожно подкравшись сзади, набросили большой пыльный мешок из-под муки.
«Хорошо — не из-под перца!» — чихая, подумал Олег Иваныч, чувствуя, как несколько человек скручивают ему руки.
— Будешь дергаться — пришьем! — шепотом пообещал чей-то приглушенный бас. И убьют — с них станется! Олег Иваныч и не дергался, зачем? Против нескольких рыл, да еще с мешком на башке, не очень-то сладишь. Пока не прибили — и то ладно, а уж потом… потом видно будет. Гришаню вот только жалко. Правда, вроде бы жив, но эти уроды ведь и добить могут: сунут нож под лопатку — секундное дело. Впрочем, в данной ситуации он, Олег Иваныч Завойский, к сожалению, ничем Гришане помочь не может. Самому бы упастись как-нибудь. Интересно, зачем он им нужен? Еще интереснее — кому это — «им»?
Немного протащив пленника по лесной тропе, неизвестные ночные тати черными тенями спустились к реке (сквозь мешок было хорошо слышно плесканье волн). Чьи-то гулкие голоса. Команды. Ругань. Узкое помещение… мокрый пол… нет, не пол — палуба, или, скорее, дно. Ого! И еще, кажется, кто-то рядом! Черт, как бы освободиться от этого мешочка. Жаль, руками не получится. Вот если б за что-то зацепиться… Хоть сучок какой-нибудь или гвоздик.
Олег Иваныч пошарил вокруг связанными за спиной руками. Пошарил…хм… если можно так выразиться. Покрутился, чувствуя неподвижное, лежащее рядом тело.
— Эй, товарищ! Господин! Тьфу ты…
Ни ответа, ни привета. Ладно, придется самому. Ну-ка, что там у него… Вроде ноги. Ага, точно, башмак. Пятка. А надо бы — носок. Так-так. Еще немного…
— Вам, господин майор, в цирке выступать можно! — весело похвалил себя Олег Иваныч, стаскивая с головы мешок, зацепленный за носок башмака лежащего рядом человека.
Обстановка вокруг более всего напоминала гроб, только сырой. Мокрые доски по всему периметру, а сверху, в щелястых досках, пропускающих внутрь тусклый утренний свет, что-то вроде лаза, прикрытого бычьей шкурой. В высоту около метра, а в ширину дай бог с половину того. Прямо пенал какой-то, не повернуться. Да еще и сосед рядом — «отель „Атлантик“, двухкоешный нумер». И кто же этот товарищ по несчастью?
Мама дорогая!
Ну, не прошло и года!
Куно фон Вейтлингер, ливонский рыцарь, собственной персоной! Все в той же сиреневой, с серебром, курточке-вамсе и узких штанах. Только без меча и кинжала. И в полной отключке! Саданули сзади чем-то тяжелым, типа кистеня, — видал Олег Иваныч у воинов Силантия Ржи такую штуку. На совесть саданули — и тяжкого вреда здоровью вроде бы нет, и — лежит доблестный рыцарь Куно, не шевелится. Ага, зашевелился все-таки, застонал. Ну, давай, давай, милый, просыпайся, давно пора!
Очнувшийся рыцарь открыл глаза и очумело уставился на Олега Иваныча.
— С пробуждением вас, ваше сиятельство, — криво усмехнулся майор и, покосившись на узкую дверь, сразу же приложил палец к губам: — Ругаться не советую, сэр, не время!
Перехватив взгляд Олега, ливонец так же с подозрением посмотрел на затянутый шкурой лаз в потолке.
— Меня они зацепили кистенем, а вас? — морщась от боли, шепотом спросил рыцарь.
— Мешок на голову. Куно, давай без церемоний, на «ты». Припечатать кому-нибудь сейчас сможешь?
— Э? — ливонец непонимающе посмотрел на Олега.
— Ах, да… не совсем въезжаешь… Битва! Драка! Бой! Понимаешь?
Рыцарь закивал. Бледное лицо его понемногу розовело — значит, тяжких телесных точно нет, максимум — сотрясение.
— Короче, надо отсюда как-то выбираться, — резюмировал Олег Иваныч. — И, желательно, побыстрее. Вряд ли нас захватили из праздного любопытства, да и на простой киднэппинг с целью выкупа тоже что-то не очень похоже. Для этой цели им только ты мог пригодиться, но никак уж не моя скромная персона.
— Полагаю, все дело в моей миссии, — сурово поджав губы, тихо произнес рыцарь, — за мною, вероятно, следили.
— Весьма глубокомысленное замечание. Впрочем, скорее всего — верное. Значит, мы с тобой носители важных государственных секретов. Черт, и угораздило же!
— Вероятно, нас будут пытать, — согласился ливонец.
— Вот и я о том же. Ай, как скверно-то.
Фон Вейтлингер замолк и многозначительно поднял глаза к небу. Вернее, к потолку, к лазу, затянутому бычьей шкурой. По потолку ходили. Впрочем, для тех, кто ходил, это был не потолок, а палуба. Ощутимо покачивало — судя по всему, это было какое-то небольшое судно. Интересно, чье? Разбойничье? Вполне возможно, местные людишки промышляют еще и пиратством. Тогда почему наверху такая тишь? Ни те удалых песен, ни похвальбы славными подвигами на ниве экспроприаций чужой собственности. Даже ругань и то вроде бы поутихла. Что за пираты такие, притихшие? Может, кого опасаются? Ан, нет!
Качка заметно усилилась, за бортами зашипела вода — видно, корабль прибавил скорость. Наверху раздался довольный смех вперемешку с руганью. Прогнулся под чьими-то шагами потолок, откинулась шкура.
В узкий прямоугольник лаза заглянула противная улыбающаяся рожа козлобородого Митри!
— Што, шпыни, поймалися? — Митря довольно затряс жидкой свалявшейся бороденкой.
— Отвали, чучело, — угрюмо бросил Олег Иваныч. — А то сейчас как плюну в глаз!
— Ужо поимеешь за чучело-то! — погрозил кулаком Митря и, обернувшись, прокричал кому-то: — Стяпашка, глянь, развязались, шпыни-то. Нут-ко, слазьте-ка вниз, робяты!
Он отступил в сторону, и в узкое обиталище пленников спрыгнули двое молодых крепких парней в застиранных, выбеленных солнцем и ветрами, рубахах. Незлобиво пнув пленников, они тщательно перевязали стягивающие руки ремни, обильно смачивая их какой-то дурно пахнущей жидкостью. Пока перевязывали, Олег размял затекшие запястья…