Ушел Варсонофий в покои владычные. Замолкли голоса в палате, тихо стало, выжидательно. Пимен, ключник, улыбнулся Олегу Иванычу, оглянулся на дверь да заговорил, голос понизив. О Феофилакте заговорил, игумене, Никольского монастыря протодиаконе. Не духовными делами занят ныне Феофилакт, но мирскими. Правы стригольники, кругом правы, власти восхотел игумен. Иона-то архиепископ, видно, не жилец уж. А Феофилакт-игумен себя на то место метит. Казалось бы, чего еще и надо-то — монастырь Никольский богат, Господу приятен. Знай молись да оберегай паству от всяких богомерзких кощунов и ересей. Так ведь нет, не надобно то игумену! Взалкал владычного кресла. А на то кресло — и подостойнее люди есть, кои Олега Иваныча ну уж никак не обидят, ежели он, Олег Иваныч, им поможет маленько.
Олег усмехнулся. «Подостойнее люди…». Это уж не на себя ль намекает ключник?
А Пимен между тем продолжал. Покончив с критикой Феофилакта, принялся за Варсонофия. Вот как? Олег-то Иваныч, по неведению своему, отчего-то считал их двумя-сапогами-парой. Ан нет! Тут все намного хитрее, оказывается.
Варсонофий-то вокруг Ионы оводом вьется, выгоды свои выгадывает. Да и сребролюбец изрядный — когда-то финансировал неудачную экспедицию ушкуйника Олексы. Теперь — ни Олексы, ни денег. А недостачу покрывать надобно. Вот и метит на место владыки. Оба они хороши, что Феофилакт, что Варсонофий. Феофилакт к тому ж еще и жаден. Вот сколько он, к примеру, Олегу Иванычу платит? Ага! То-то же! Другое дело, он, Пимен. Не служба у Пимена будет — рай чисто! Все будет, что похочет Олег Иваныч… ну, а уж ежели не похочет, тогда…
Маленькие глазки ключника с угрозой зыркнули из-под кустистых бровей. Видно было — старец привык к беспрекословному исполнению всех своих приказаний. Олег Иваныч вздохнул и задумался.
Пимен не торопил, прохаживался рядом. Думай, думай, Олег Иваныч, думай.
К вечеру ближе отозвал в уголок Варсонофий. Оглянулся, провел коридорами в келью. Скромна келья, темновата — а иконостас богатый: тут и Господь, и Троица, и Николай Угодник, и святые Варфоломей, да Георгий, да Дмитрий. Пред иконами лампадки горят благостно. Поклонясь, сотворил Варсонофий знаменье крестное, дверцу аккуратно прикрыл. Перекрестился и гость, опустился на лавку, ждал.
— Феофилакт, протодиакон Никольский, Вежищский игумен, властолюбив вельми, — без предисловий начал инок. — Того вместо, чтоб делами духовными услаждаться…
Олег Иваныч вздохнул — и этот туда же…
Понеслось по новой. И Феофилакту досталось, и Пимену — пожалуй, больше. Оказывается, вот кто ушкуйника Олексу в поход снаряжал — Пимен, не Варсонофий вовсе. И к униатским-то попам хочет переметнуться Пимен, и чуть ли не католик в душе… В общем, много чего наговорил Варсонофий и про Пимена, и про Феофилакта, и про Филиппа, митрополита Московского… Интересно было послушать. Под конец, как водится, предложил свою искреннюю дружбу. В обмен на возможно понадобящуюся помощь. Какого рода — не сказал, впрочем, и так понятно было.
Олег Иваныч слушать долго не стал — кивнул, ладно, мол, поможем, чем можем. Никаких денег брать не стал, сказал, что игумен прознать может. Покивал довольно Варсонофий, на жизнь свою посетовав. Вот, мол, молишься дни напролет Господу, а в это время эти… Эти — это Феофилакт с Пименом, естественно.
Выйдя из коридора, столкнулся в дверях с Пименом.
Немедленно утащив Олега Иваныча в сторону, ключник вопросительно качнул головой. Как, мол, подумал?
Подумал, подумал… Денег пока не надо — про то Феофилакт прознать может. Благодарить тоже не стоит, после видно будет.
Простившись, Олег Иваныч вскочил на коня и рысью поехал прочь. Даже к Гришане не зашел, настолько плохо себя чувствовал. Башка — прямо раскалывалась. И не от давешнего удара вовсе…
Ну их всех на фиг! Этих Пименов, Варсонофиев, Ставров… Интересно, дома еще осталось рейнское? Должно бы…
Через тусклую слюду окон глядели вослед Олегу двое. Варсонофий и Пимен. Оба были довольны — сколь просто оказалось залучить к себе Олега Иваныча — хитрого житьего человека. Пав на колени, горячо молился Варсонофий. Ходючи вкруг стола, потирал руки Пимен. Наверху, у себя в келье, высохший, словно мумия, желтый, умирал новгородский архиепископ Иона, никому уже больше не нужный…
Никакого сговора и заключенного соглашения между Литвой и Новгородом не было, как не было и связей с униатскими церковными иерархами.
«Власть и реформы», издание Российской Академии Наук
Договор Новгорода с королем представлял собой лишь новгородский проект, не получивший утверждения со стороны короля.
Я. С. Лурье, «Русь 15 века…»
Он лежал на боку. Огромный волчище, с каким не зазорно сразиться любому охотнику, серый матерый зверь с грязной косматой шерстью и желтоватыми подпалинами на брюхе. Из полураскрытой пасти вывалился розовый, быстро синеющий на воздухе язык, в мертвых широко открытых глазах хищника отражались стройные ряды ближайших осин с застрявшими кое-где в ветвях красными глянцевитыми листьями. Из шеи убитого волка торчала длинная коричневая стрела.
— Что скажешь, Олег? — осанистый сановитый мужчина с черной окладистой бородой, подъехав ближе к волку, спешился, пнув мертвечину в бок носком недешевого сапога красного, с прозолотьем, сафьяна. На поясе спешившегося висел меч в широких, богато отделанных серебром, ножнах, под распахнутым на груди атласным кафтаном боевито серебрилась кольчуга.
Спрыгнув с коня, Олег Иваныч нагнулся, с видимым усилием вытаскивая стрелу. Посмотрел, хмыкнул…
— Стрела-то не охотничья, Панфиле, вон сколько зазубрин-то!
Купецкий староста Панфил Селивантов — знакомец Олегов, да по улице Ильинской сосед — кивнул: мол, и сам вижу. Задумался крепко, искоса посматривая на небольшой — десятка полтора всадников — отряд, совсем неплохо снаряженный, богато даже. У каждого — по два коня, один на смену да для поклажи — попоны да чепраки узорчатые, не каждому купцу по средствам, сбруя — ну, не сказать, чтоб каменьями драгоценными усыпана — но к тому близко. На всех всадниках — кольчуги, на некоторых и брони, а кой на ком и панцири немецкие, коих в мире лучше и не сыскать. Поверх кольчуг с панцирями кафтаны да плащи справные, щегольские, оружия много: и мощные копья-рогатины, и короткие сулицы, что при нужде и метнуть можно, палицы, шестоперы, мечи, сабли на манер татарский. К лошадям шеломы приторочены, да пара ручниц огненного бою. Это уж не считая самострелов да луков клееных, что за двести шагов бронь пробивают… ну, если повезет, конечно. На славу снаряжен отрядец — суньтеся, людишки лихие, попробуйте! Пару раз, бывало, совались… Раз — за монастырем Мирожским — еще как только отъехали, другой — не так давно, в лесах под Полоцком. Получили хорошую встречу — с пальбой, со стрел тучами, с лихой контратакой. Плюнули — себе дороже — да скрылись в урочищах, поджидать добычу не столь зубастую. Купцов каких-нибудь да богомольцев…