— С Фаиной? Мы вызвали Черта на встречу. И договорились.
Тим откинулся назад и заложил руки за голову. У Рябцева ему всегда хотелось принять открытую к контакту позу. Рядом с этим человеком он ощущал себя в тепле и безопасности. Тим не питал иллюзий — невооруженным взглядом было видно, что вот с этой мягкой располагающей улыбкой Рябцев и убьет, если надо. Человек с кошачьей грацией мощного, тяжелого, будто каменного тела. Дружественный и ласковый. Убьет запросто кого угодно. Кроме Тима Костенко. И, пожалуй, Полынина. Конечно, не нарочно убьет — защищаясь. Но факт остается фактом.
— И кто же такой Черт?
— Он, Тимочка, представился нам сотрудником «шестерки» КГБ. Это их оперативно-техническое управление. Как его… Хананов. Александр Михайлович Хананов. Хочешь, я дам тебе его адрес?
— Ну уж нет! — выдохнул Тим, не задумываясь.
— Напрасно. В общем, он освободил ее. И стер ей память. И дал слово, что больше такого не повторится. Ни с кем, никогда.
Тим недоверчиво прищурился.
— Как это вы его так?..
— Оказалось несложно. Микроволновый генератор, который держал Эфу, работал на строго определенной частоте. Если ты вычислил эту частоту, то сможешь определить и направление и по этому же лучу послать ответный удар. Мы пригрозили, что разнесем вдребезги его аппаратуру.
— И он поверил… — пробормотал Тим.
— Конечно!
Тим закусил губу. «Чего-то ты, Владимир Владимирович, не понимаешь. Не хочешь понимать. Или просто не знаешь всей правды».
— А ты не прекращай свое расследование, — сказал Рябцев. — Я знаю, что за вашими публикациями о «Программе «Зомби» следит множество хороших людей. Пусть вы ошибаетесь, пусть вам мешают, но главное то, что вы с Зайцевым пишете. Чем больше вам удастся напечатать, тем меньше у этих фашистов останется пространства для маневра.
— Зайчик сейчас в Киеве, — вздохнул Тим. — Там главный конструктор одного НПО проговорился, что они производство генераторов ставят на поток. Не знаю, что удастся выяснить, но Зайчик копает, как шагающий экскаватор. Он и официальные материалы кое-какие добыл.
— А мою статью напечатать не захотел, — ревниво заявил Рябцев, вспомнив, наверное, что он инопланетный резидент.
— Меня только одно беспокоит, — сказал Тим, уводя Рябцева от темы. — Вот сами прикиньте. Нет пока что техники, которая по сложности может конкурировать с нервной системой. А уж тем более — удерживать и воспроизводить поведенческие программы, близкие к психическим. Это все не поддается моделированию. Так что микроволновый генератор — всего лишь усилитель, понимаете?
— Ну… разумеется! За генератором должен сидеть человек. Да так и есть, чему ты удивляешься, Тим?
— Сенс должен сидеть за генератором, Владимир Владимирович.
— А кто же еще? Конечно, сенс. К чему ты это?
— Да к тому, что если судить по масштабам давления на московских сенсов, то скоро «Программе» потребуется очень много новых операторов.
Рябцев поднял глаза к потолку.
— Так что я не знаю, Владимир Владимирович, что там творится у Черта… Но вот это оперативно-техническое управление сдавать позиции не намерено. А намерено оно наращивать мощности. «Программа» свернута не будет. Если, конечно, она вообще существует.
— А ты сомневаешься? — прищурился Рябцев.
Тим встал, сунул руки в карманы и прошелся по кухне туда-сюда.
— Очень хочется, — сказал он. — Хочется надеяться. Что завтра я проснусь и окажется, что ничего этого не было. Что все это был просто бред. Что я выпил очень много водки и у меня была галлюцинация. Или что я переутомился. Но только чтобы все это оказалось сном… — Он остановился у окна. — Больше двадцати позиций в списке у Зайцева… Солидные фирмы, крупные ученые, вплоть до академиков.
— А откуда он берет эти данные?
— Слухами питается. У него, Владимир Владимирович, богатый опыт по этой части. Он два года занимался сбором и оценкой достоверности слухов. В том числе и по части науки. Ай, да не важно это все. Он хороший журналист, профессионал. И ни на грош во все мои доказательства не верил. Пока сам не выкопал главное. Тоже не факт, даже переписать на бумажку не разрешили. Но он читал своими глазами и запомнил… — Тим замолчал и спрятал лицо в ладони.
Рябцев раздавил в пепельнице невесть какой по счету окурок.
— «Перечень сведений, запрещенных к публикации», — почти шепотом произнес Тим. — Пункт тринадцать восемь. Приказано изымать из материалов, готовящихся к публикации, все сведения, цитирую: «…о технических средствах (генераторах, излучателях) для воздействия на поведенческие функции человека (создание биороботов)». Вот так, Владимир Владимирович. И представьте себе, я все равно хочу проснуться…
Тим оторвал руки от лица.
— И выпить хочу, — добавил он. — Нет у вас?
Рябцев помотал головой. Похоже, он начал терять интерес к беседе. Это Тиму было знакомо — Рябцев утратил способность надолго концентрировать внимание. Скоро он окончательно съедет, бедняга.
— Ладно, — сказал Тим. — Пойду я. Спасибо за информацию.
Рябцев вяло кивнул. Вид у него был, как будто он прислушивается. «Надо драпать, — подумал Тим. — А то он сейчас примет очередное послание с Сириуса, и такая пурга начнется — с головой заметет».
На улице Тим закурил, поднял глаза к небу и, стоя у подъезда, смотрел на звезды, пока не задымился сигаретный фильтр. «Полцарства за летающую тарелку. И бежать. А эти дураки пусть здесь друг с другом воюют. И медали вешают себе на грудь. Им, наверное, и не надо в жизни больше ничего. Лишь бы убивать и получать медали.
Они ведь дураки».
* * *
Тим, немилосердно жуя сигарету, медленно брел по бульвару — руки в карманы, глаза вниз. Впрочем, в глазах он почти не нуждался. Передвижение по улицам в состоянии «полущелчка» уже стало для него привычным и почти естественным. Иногда он ловил пролетающие мимо бублики и поглощал их. Еще одна новая привычка. Три-четыре бублика, «съеденных» за один присест, давали на несколько минут пьянящее ощущение полета. Еще один допинг. Наркотик.
Тим выплюнул окурок в сугроб и потянулся в карман за фляжкой. Это была армейская реликвия — емкость из нержавейки граммов на триста с надписью: «спирт этиловый». Сейчас в ней был действительно спирт, разбавленный под сорок пять градусов минеральной водой и апельсиновым соком. Тим почти уже вытащил фляжку, когда вдруг увидел такое, что ноги его остановились, а челюсть невольно поехала вниз.
Шагах в двадцати впереди стоял и что-то записывал в книжечку ничем не примечательный мужчина средних лет в потасканном дешевом пальтишке и натянутой на уши кроликовой шапке. И прямо в его голову упирался идущий под тупым углом откуда-то сверху бледно-голубой луч.