— Где… — простонал Фил. — Где он…
— Спокойно. — Склиф выпрямился и поднял руку, показывая выскочившему из-за угла фельдшеру-ассистенту: мы здесь.
— Склиф! — снова позвал Хунта. Он стоял над Кучумом, уперев руки в бока, и, морщась, рассматривал собаку. — Да брось ты его! Иди сюда!
Кучум приоткрыл глаза и издал тяжелый вздох. Хунта присел на корточки и осторожно провел ладонью по горячей морде пса. Голова у Кучума была раза в полтора больше человеческой. В нормальной обстановке он попытался бы откусить Хунте руку. Но сейчас Кучум только вяло лизнул ее.
— Хороший, — прошептал Хунта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Кучумчик хороший. Держись, лапушка, сейчас все будет в порядке. Склиф! Твою мать! Да иди же сюда, кому говорю!
Склифосовский, щелкнув пальцами, указал ассистенту на Фила и отвернулся. Подойдя к Хунте, он присел рядом и горячо прошептал ему на ухо:
— Что такое, старший? Ну чего ты гонишь? Он же захочет попрощаться!
— Он уже попрощался! — сказал Хунта громко и так посмотрел на врача, что тот невольно отшатнулся и щелкнул замком поясной аптечки.
— Как прикажешь, старший.
Кучум опять судорожно вздохнул.
— Сейчас будем спать, милый, — прошептал Хунта. — Спокойной ночи.
Склиф четким движением вонзил иглу в бедро пса, сжал пальцами шприц-тюбик и уставился на часы. На пятнадцатой секунде глаза собаки затуманились, веки начали медленно опускаться. Кучум что-то прошептал, совсем по-человечески, и застыл [1] . Хунта поднялся на ноги, сунул руку сзади под шлемофон и поскреб затылок.
— Так, — сказал он. — Сейчас я пришлю тебе людей, они заберут этого… — Он брезгливо ткнул пальцем в сторону Фила, над головой которого работал ассистент. — А ты, пожалуйста, останься здесь. Приедет Доктор, поможешь ему. Хорошо?
Склиф уселся на снег рядом с Кучумом и осторожно похлопал усыпленного пса по мохнатому плечу.
— Понял, — пробормотал он, не поднимая глаз.
— Сможешь законсервировать эту штуку? — Хунта покосился на темное пятно в сугробе.
— Сейчас, — кивнул Склиф и поежился. — Сейчас принесут тест-кейс, и я все сделаю.
— Не переживай, старик. Дальше будет только хуже, — пообещал Хунта и тяжело утопал к воротам.
Склиф опять зябко шевельнул плечами и обернулся к сугробу, на который показал старший. Медик нажал кнопку на поясе, и с его плеча сорвался луч, осветив снег, усеянный ярко-синими крапинками. Белее снега, вся в голубых прожилках, в сугробе лежала вещь, когда-то принадлежавшая человеку. Рука с острыми когтями вместо пальцев.
Бух-бух-бух! Кто-то, торопясь и не скрываясь, кубарем скатился в подвал по скользкой обледеневшей лестнице. На голове собаки поднялись и тут же опали пушистые кисточки. Собака лениво встала на ноги, задрала хвост, рассыпавшийся пышным султаном, и потянулась. Рядом с ней распрямился человек.
Собака была очень крупная. Высокая, но не длинноногая, а именно крупная — с широкой грудью, мощными лапами и почти медвежьей головой. Там, где у нормальных собак бывают уши, у этой торчали вверх задорные меховые клочья. Спина казалась провисшей — такая грива наросла у собаки на плечах.
Человек тоже выглядел более чем внушительно. Он, вероятно, и сам по себе был довольно массивен. А сейчас его увеличивала одежда — пухлые теплые брюки, толстая куртка до бедер, тяжелые высокие ботинки с мощной подошвой. Широкий кожаный пояс держал несколько сумочек-карманов, туго наполненных. Портупея фиксировала компактное устройство на плече. Лицо человека было почти совсем закрыто: с боков — поднятым вверх твердым воротником куртки, спереди — надвинутым на глаза длинным козырьком теплой кепки. Человек шевельнул плечами, разминаясь, и куртка у него на спине обозначила небольшой горб. Что-то висело у него там, под курткой, между лопатками.
Собака прошла вперед, в полосу льющегося через подвальное окошко лунного света. Человек шагнул следом и, не нагибаясь, легко толкнул ее кулаком в плечо. Собака подняла морду и приоткрыла зубастую пасть, выдохнув облачко пара. Это было очень похоже на улыбку.
Перед ними уходил вдаль, к выходу из подвала, черный коридор, перевитый по стенам трубами в цементной оболочке, местами осыпавшейся до металла. Иногда в коридоре ярко вспыхивал, приближаясь, огонек и принимались бухать тяжелые башмаки, попадая из нанесенного через окна снега просто в вековую пыль. Собака улыбнулась снова. Клыки у нее были в полпальца длиной.
Человек явно не собирался идти в коридор, навстречу другому. Но и стоял он спокойно, держа оружие толстым прямоугольным стволом вниз. С выдвинутым прикладом эта штука достигала почти метровой длины — пистолетная рукоятка, короткий магазин, цилиндрический довесок под стволом, на самом его конце. Ремня не было — зато от рукоятки, которую человек небрежно перебирал расслабленными пальцами, шел к его поясу свободно провисший тонкий шнур. Там, где у оружия бывает затвор, тускло светился зеленый огонек. Там, где на оружие монтируют лазерный прицел, действительно стоял лазерный прицел.
Свет в коридоре вспыхнул совсем ярко, но тут же погас, и в лунную полосу шагнул мужчина, отличный от первого только тем, что был без собаки, а вместо кепки на голове его красовался сдвинутый на затылок зимний танковый шлемофон. Собака появление гостя проигнорировала. Она даже поленилась его толком обнюхать — так, потянула носом воздух, и все.
Новоприбывший произвел серию поспешных движений — сунул оружие под мышку прикладом вперед, снял перчатку, извлек из кармана зажигалку и одну сигарету, прикурил, затянулся и убрал зажигалку обратно в карман. Смотрел он только на собаку. Та отвернулась к стене.
В процессе всей этой пантомимы другой человек хранил, казалось, ледяное спокойствие. Он лишь склонил голову набок и перестал шевелить пальцами на рукоятке — наоборот, оружие он держал теперь по-боевому: мягко, но плотно.
Визитер наделал перчатку, еще раз судорожно затянулся, выплюнул сигарету в угол и без предисловий выдохнул:
— Короче, Мастер, у Кучума сломан позвоночник. У Фила разбита голова, есть сотрясение. Вот!
— Shit! — выплюнул ругательство тот, кого назвали Мастером. Собака встрепенулась и озабоченно посмотрела на него. Мастер, встав к пришедшему вполоборота, разглядывал в окошко луну.