Еще одна чашка кофе. Минутная стрелка двигалась еле-еле, как вареная. Наконец она достигла полуночи. Едва это произошло, Холли перевернула конверт и начала медленно открывать его. Джерри будто бы сидел за столом напротив нее…
– Ну давай, открывай же! – подбадривал он.
Вскрыв конверт, она ласково провела пальцем по клейкому краю, думая о том, что Джерри касался его языком. Она развернула записку.
Давай, Диско-Дива! Пора встретиться со своими страхами лицом к лицу! В этом месяце ты отправишься в клуб «Дива» и споешь под караоке!
И, может быть, будешь вознаграждена…
…
Она чувствовала, как Джерри смотрит на нее, и уголки ее губ растянулись в улыбке. Они оба рассмеялись одновременно. Холли смеялась и смеялась, истерически повторяя: «НИКОГДА! НИКОГДА!!!», пока не начала задыхаться.
– Джерри!!! – Должно быть, ее голос было слышно через улицу. – Ты чудовище! Я никогда в жизни этого не сделаю!
Джерри продолжал смеяться.
– Это не смешно. Ты знаешь, как я к этому отношусь. Я отказываюсь. Нет. Ни за что. Ни за что.
– Ты же понимаешь, что придется, – смеялся Джерри.
– Нет, не придется!
– Сделай это для меня.
– Я не сделаю этого ни для тебя, ни для себя, ни для спасения человечества. Я ненавижу караоке!
– Сделай это для меня, – повторил он. Зазвонил телефон, и она подпрыгнула от неожиданности. Звонила Шэрон.
– Ну что, что там у тебя? Уже пять минут первого! Мы с Джоном умираем от любопытства!
– А почему вы думаете, что я его открыла?
– Ха! – фыркнула Шэрон. – Я знаю тебя двадцать лет! Давай рассказывай, что там.
– Я этого не сделаю, – резко ответила Холли.
– Чего?
– Я не собираюсь делать то, чего он от меня хочет.
– Почему? Чего же он хочет?
– Там просто жалкая попытка пошутить, – мрачно проговорила она, закатив глаза к потолку.
– Ну, я заинтригована, – захихикала Шэрон. – Рассказывай!
– Холли, что в конверте? – Это Джон подключился к параллельному телефону.
– Ох… в общем, Джерри хочет… чтобы я… спела под караоке, – выдохнула она.
– Чего? Холли, я не поняла последнее слово, – переспросила Шэрон.
– А я понял, – перебил ее Джон. – Я думаю, это что-то про караоке. Я прав?
– Да. – Холли чувствовала себя полной дурой.
– Так тебе придется петь? – заинтересованно спросила Шэрон.
– Д-да, – медленно ответила она. Может быть, если бы она не произнесла этого вслух, ничего бы ие случилось.
Двое на том конце расхохотались так, что Холли пришлось отодвинуть от уха телефон.
– Перезвоните мне, когда успокоитесь, – рявкнула она и повесила трубку.
Через десять минут они перезвонили.
– Да?
Она слышала, как Шэрон захихикала в трубку, затем послышалась еще пара шуточек, и связь оборвалась.
Через двадцать минут она позвонила опять.
– Да?
– Хорошо. – Шэрон перешла на серьезный тон. – Прости меня. Я уже в порядке. Не смотри на меня, Джон, – крикнула она в сторону. – Прости, Холли. Но я просто вспомнила, как ты в последний раз…
– Да, да, да, – перебила ее Холли. – Не нужно это ворошить. Это был самый постыдный день в моей жизни, так что, поверь, я сама все прекрасно помню. Именно поэтому не собираюсь это повторять.
– Но, Холли, такая мелочь не должна тебя останавливать!
– Ну, если для вас это мелочь, то я даже не знаю, что про вас и думать!
– Холли, ну что за пустяки, разок не получилось…
– Я все прекрасно помню! Шэрон, у меня голоса пет, я убедительно доказала это в прошлый раз!
Шэрон замолчала.
– Шэрон? Тишина.
– Шэрон, ты меня слышишь? Ответа не было.
– Шэрон, ты смеешься надо мной? – в последний раз спросила Холли.
До нее донеслось только невнятное междометие, и связь оборвалась.
– Какие у меня чудесные друзья, всегда поддержат, – зло пробормотала она, швырнув телефон на пол.
– Джерри, как ты мог! – От крика Холли зазвенели стекла. – Я думала, ты будешь помогать мне!
Той ночью она почти не спала.
Холли! С днем рождения! Вернее, с прошедшим днем рождения. – Нервно посмеиваясь, у ее двери стоял Ричард. Увидев его, Холли так и застыла с раскрытым ртом. Визиты старшего брата были довольно редким явлением, а вернее сказать – этот случай был первым. Она открыла и снова закрыла рот, как рыба, выброшенная из воды, не зная, что сказать.
– А я привез тебе орхидею Phalaenopsis, – радостно объявил он, показывая горшок. – Очень свежая, многообещающая и готова к цветению. – Он говорил как в рекламе.
Холли была потрясена еще больше. Она прикоснулась к маленькому розовому бутону:
– Господи, Ричард! Я обожаю орхидеи!
– Ну, у тебя здесь итак чудесный большой сад, чудесный и… – он прочистил горло, – зеленый. Хотя и немного запущенный… – Он замолчал и принялся по свойственной ему омерзительной привычке раскачиваться па каблуках.
– Может быть, зайдешь? Или ты на минутку? – Только бы он отказался, только бы отказался!
– Да, я бы зашел ненадолго. – И он застрял на пороге на добрых две минуты, тщательно вытирая ноги. Он был похож на школьного учителя, преподававшего Холли математику. Тот тоже постоянно носил коричневый трикотажный кардиган, коричневые брюки и аккуратные коричневые мокасины. Его волосы всегда были в полном порядке, так же как и ногти. Словно он вечерами – Холли легко могла себе это представить – измерял ногти специальной линеечкой, чтобы они, не дай бог, не превысили какой-нибудь мифический европейский стандарт длины ногтей. Ричард всегда был как будто не в своей тарелке. Казалось, он задыхается в удавке своего галстука (неизменного коричневого цвета), а двигался он так, словно тащил на себе неподъемный груз. Если ему и случалось улыбаться, улыбка не могла изменить вечно бесстрастного выражения глаз. Он каждый день, каждую минуту своей жизни без устали занимался самовоспитанием, безжалостно подавляя в себе малейшие признаки человеческого, и, как ни печально, был полностью уверен в преимуществе такого образа жизни перед любым другим.
Холли провела его в гостиную и, проходя мимо телевизора, машинально поставила на пего горшок с цветком.
– Нет-нет, Холли! – Он погрозил ей пальцем, точно разговаривал с кем-то из своих детей. – Ее нельзя туда ставить, она должна находиться в прохладном месте, но не на сквозняке, вдали от прямых солнечных лучей и источников тепла.