— Ты зачем хочешь остановиться? — спросила Маша.
— Проверить, не твой ли братец присватал нам ямщика, — спокойно ответил я и опять окликнул кучера.
Тот, вновь, не отозвался. Только теперь до Маши дошло, что дело нечисто и она с чисто женской логикой, сказала, что сама ему велит ему остановить лошадей.
— Попробуй, — сказал я, вытаскивая пистолет.
— Мужичок, останови лошадей, — крикнула девушка, — мне нужно выйти!
Понятно, что никакого ответа не последовало. Тогда за дело взялся я.
— Эй, ты, — крикнул я в маленькую, размером в половину почтовой открытки фортку, — не остановишься, пристрелю!
Кучер опять проигнорировал приказ, и я, когда заглянул в отверстие, понял почему. Козлы были устроены так, что толстая доска закрывал спину кучера, и стрелять в него было бесполезно.
— Как ты думаешь, куда он нас свезет? — испуганно, спросила Маша.
— Туда, куда ему приказал твой брат, — ответил я. — Погоди, я постараюсь с ним договориться.
Я открыл дверцу и попытался вылезти наружу, что бы добраться до козел, но кучер оказался начеку и хлестнул меня по лицу нагайкой со свинцовыми кольцами, так что я едва не лишился глаза. Это оказалось чересчур! Я вытащил кинжал и полоснул по кожаному верху кибитки. Обивка оказалась крепкой, сделанной из толстой, скорее всего бычьей кожи, но хорошей стали поддалась. Скоро я смог прорезать большую дыру и спина кучера оказалась прямо перед нами.
Не знаю, слышал ли он что делается за ним, но никак на меня не реагировал, пока я не ткнул острием ему в спину. Возможно после удара по лицу, я слегка перестарался и не очень пожалел шкуру похитителя. Почувствовав, что клинок вонзается в тело, мужик отчаянно закричал и сиганул с козел на землю. Все произошло так быстро, что я не сразу понял, куда он исчез.
— Ты его убил? — спросила княжна.
— Нет, только напугал, — ответил я, прикидывая, можно ли будет вылезти наружу сквозь прорезанную дыру.
Это показалось слишком сложным, расширить прорезь мешала деревянная арматура возка.
Лошади между тем продолжали бежать ровной рысью. На ровной дороге езда без ямщика достаточно безопасна, но если будет поворот или косогор, то кибитке свалиться на бок ничего не стоит.
— Держись крепче, мы можем перевернуться! — предупредил я, княжну и опять полез наружу. Теперь, когда никто не бил меня плетью по лицу, это оказалось несложно, и я довольно быстро переполз на место кучера, подобрал вожжи и остановил лошадей.
— Выходи, — сказал я девушке, соскакивая с козел, — приехали.
Пока она выбиралась из возка, я зачерпнул пригоршню снега и приложил к горящему лицу.
Княжна осмотрела кибитку, окружающую местность и только после этого сочувственно спросила:
— Больно?
— Ничего, до свадьбы заживет, — ответил я присказкой, и спросил в свою очередь:
— И что мы теперь будем делать, вернемся назад?
Если бы я знал историю этого княжеского рода, то вряд ли стал бы спрашивать так прямо и постарался решить вопрос дипломатически.
Уже позже я узнал, что прапрабабкой Маши была Евдокия Прокопьевна Соковнина в замужестве княгиня Урусова, родная сестра той самой известной по картине Сурикова раскольницы боярыни Морозовой. Обе сестры обладали несгибаемой твердостью и упрямством. Никакие преследования, увещания, пытки не могли поколебать ни ту, ни другую. Евдокия Урусова, как и ее сестра, княгиня Морозова, была уморена голодом в тюрьме, где просидела в полной темноте два с половиной месяца.
— Назад? Никогда! — твердо, но безо всякой позы, сказала княжна. — Или Иван или я!
— Послушай, зачем же ставить родителей в трудное положение, сама посуди, как им выбирать между двумя детьми? — попробовал я пробудить в девушке голос рассудка.
— Если ты боишься, я тебя не держу, — сказала она. — Сама как-нибудь проживу!
Я подумал, что это был бы для меня лучший вариант. Влезать в семейные разборки самое неблагодарное дело и если бы не выдающиеся странности молодого князя, никакие женские чары меня бы здесь не удержали.
— Потом поговорим, — решил я, — нам нельзя стоять на дороге, не хватает еще нарваться на французов или партизан, садись, поедем дальше.
— Куда? — поинтересовалась она. — Ты знаешь дорогу?
— Я даже не представляю, где мы находимся! Доберемся до какого-нибудь села, переночуем и сориентируемся. Теперь по ночам ездить слишком опасно.
— А можно я сяду с тобой? — попросила девушка, когда я взгромоздился на козлы. — Мне никогда не разрешали прокатиться рядом с кучером!
— Садись, — согласился я и протянул ей руку.
— Красиво как! — сказала княжна, когда лошади тронулись. — Как в сказке!
Ночь и правда была красивой, белой, лунной, с легким морозцем. Лошади хорошо и ровно бежали. Встречный ветерок жег щеки. Плохо было только одно: я не знал, что делать дальше. Княжна начала мерзнуть в своем легком «романтическом» одеянии и, похоже, была не против пересесть назад в кибитку, но пока терпела, как я думаю, из врожденного упрямства.
— Маменька, наверное, волнуется, куда я делась, — после долгого молчания сказала она. — Как ты думаешь, нас найдут?
— Найдут, если не сменим одежду и лошадей. Зачем ты так странно оделась?
— Ты знаешь, кто такие карбонарии? — вместо ответа, спросила княжна.
— Карбонарии? — переспросил я и так заржал, что напуганные лошади прибавили шага.
— Что здесь смешного? — обиженно, спросила Мария, когда я немного успокоился.
— Значит, братец хочет старь масоном и править миром, а сестрица карбонарием и бороться против деспотизма? — спросил я. — Ребята, вы каких книг начитались? Ты знаешь кто они такие?
— Конечно, знаю. Неаполитанские герои, они борются за свободу!
Отчасти она была права, это было тайное политическое общество революционного оттенка, игравшее видную роль в истории Италии и Франции в три первые десятилетия XIX века. Задачей этого общества было уничтожение политического деспотизма во всех его видах и установление свободных демократических учреждений.
— Но мы ведь живем в России, что у нас своих проблем мало? — спросил я.
— Ты ничего не понимаешь, потому так и говоришь, — рассердилась княжна.
Нет, все-таки мы великая страна! Какая динамика развития! Еще пятнадцать лет назад барышни рыдали над судьбой бедной Лизы, а теперь рвутся надеть гусарский мундир или плащ карбонария!
Между тем мы въехали в небольшую рощицу, быстро ее миновали и оказались на окраине большого села. На взгорке в ее центре стояла большая деревянная церковь с каменной колокольней. Селение мирно спало, только кое-где лениво брехали собаки.
— Ну, вот, в этом селе можно будет переночевать, — сказал я и риторически добавил. — Интересно, тут есть постоялый двор?