— Кошкиным кличут, Афанасием Ивановичем. Нас погорельцев хочет у себя в крепости оставить, только мужики сомневаются. Больно уж он крут… Со своих холопов кожу вместе с мясом дерет.
Мне имя Кошкина ничего не говорило.
— Очень строгий боярин, — продолжил Григорий. — Велел сегодня под утро вам двери подпереть, обложить избу соломой и сжечь.
Я задумался, причин для зачистки могло быть несколько. Например, до меня дотянулась лапа Москвы. Или Кошкин собрался прихватить чужих крестьян и боялся огласки. Возможен был и фантастический вариант: мачеха Марфы узнала, что падчерица жива и решила избавиться от девушки.
— Спасибо что предупредил, — поблагодарил я. А как же ваши крестьяне, смолчат?
Я подумал, что после спасения из плена, в такой ситуации, они могли бы продемонстрировать небольшую благодарность.
— Что крестьяне! Мы народ подневольный, к тому же, у всех семьи. Скоро зима, а жить негде. До холодов новых изб не срубить, ребятишки помрут… Сам должен понимать, своя рубашка ближе к телу! Нам без барской заботы никак не прожить…
Крестьян понять было можно, но когда такая равнодушная неблагодарность касается лично тебя, да еще в тяжелый момент жизни, когда ты не можешь толком защититься, становится немного обидно. Чтобы прервать неприятный разговор, я спросил о другом:
— А что со Степаном, с казаком, с которым мы вас освобождали?
— Этого я сказать не могу. Видел его по первости здесь на селе, а куда потом девался, не знаю. Тут у нас, ты сам понимать должен, невесть что делается. Пока убитых похоронили, раненные по избам лежат, больных много, не до твоего казака было. Наверное, уехал, что ему с мужиками делить.
— А как Иван Иванович?
— Его еще тогда в лесу убили, жалко, мужик он был справный, пятеро детишек сиротами остались, один другого меньше.
Мы почтили память организатора сопротивления несколькими секундами молчания, на большее, не было времени.
Потом я сказал то, что волновало меня:
— Гриша, мне очень нужна твоя помощь, помнишь, ты водил меня в лес к нечистым. Сможешь отвести? Мне обязательно нужно туда попасть!
Гривов ответил не сразу, а когда заговорил, голос у него был виноватый.
— Сейчас не смогу, извини… Сам знаешь, у меня семья, если узнают, что я с тобой знаюсь, головы не сносить не только мне. Ты покуда уходи в лес, пережди какое-то время, я как смогу незаметно отсюда уйти, сразу тебя отведу, куда захочешь.
Предложение оказалось интересное, но трудно выполнимое. Каким образом просидеть в осеннем лесу неопределенное время, Григорий не уточнил. Словно поняв о чем, я думаю, он торопливо продолжил:
— Тут в двух верстах в самой чаще на болоте, есть охитничья избушка, о ней мало кто знает. Там можно просидеть хоть до зимы, и никто не найдет. Лошадь я твою оседлал, она в сарае. Там же твое оружие, даже стрелы к луку удалось раздобыть, только не татарские, а русские, так что все готово можешь сразу ехать.
— Как это ехать, со мной же девушка, я без нее не поеду.
— Нельзя тебе девку с собой брать, только лишняя обуза. Оставь ее здесь, дай бог, может и останется в живых.
Гривов очень спешил, я его вполне понимал, он и так рисковал из-за меня семьей, и думать еще и малознакомой девушке не хотел. В его мужественности и порядочности я не сомневался, уже был случай убедиться, что он за человек, но я не мог себе позволить обречь на страшную смерть человеческое существо.
— Расскажи, как добраться до лесной избушки, и возвращайся к своим, — сказал я. — Я уж дальше как-нибудь сам справлюсь.
— Ты сам не найдешь, тебя хотя бы до тайной тропы проводить нужно. А покуда ты девку подымешь, растолкуешь, что к чему, слезы ей оботрешь, уходить будет поздно!
— Девушку не оставлю, — твердо сказал я. — Пока выводи лошадь, а я пошел за ней, мы быстро!
— Ну, воля твоя, — сердито сказал Григорий и даже ругнулся сквозь зубы, — я тебя предупредил! Наплачешься ты с ней!
Он исчез, а я бросился в избу. Ощупью добрался до лавки и поднял Марфу на ноги. Хорошо, что она легла спать полностью одетой, не пришлось впотьмах собирать ее платье.
— Что случилось? — сонным голосом спросила она.
— Марфа, просыпайся, уходим, нас хотят убить!
Удивительно, но она сразу же послушалась и пошла за мной, не задав ни одного, резонного в такой ситуации, вопроса. Мы вышли во двор и наткнулись на Полкана. Я только в этот момент вспомнил о нем и удивился, что он разрешил Гривову оседлать мою лошадь.
Гривов тоже показался, из пелены дождя, ведя под уздцы малорослого мохнатого скакуна.
— Ты поедешь в седле, — сказал я Марфе и помог ей взобраться на лошадь.
Я понимал, как Гривов нервничает и спешит, потому сразу же сказал, что мы готовы.
— Вот и ладно, — впервые с начала нашей встречи, он казался довольным, — пошли скорее!
Он пошел вперед, я следом и сразу же завяз в размокшей глине.
Мы миновали двор, вышли на зады усадьбы и целиной двинулись к сельской околице, Я был еще слаб, с трудом вытаскивал ноги из грязи, и только теперь понял, почему Григорий так упорно не хотел, чтобы мы брали с собой девушку. Он не надеялся, что я после ранения смогу идти пешком.
Мы шли уже минут двадцать.
Я совсем выбился из сил, но старался не замедлять шаг. Гривов догадался, что я на пределе и подал хороший совет:
— Держись за сбрую, будет легче идти.
Я вцепился в подпругу и скоро почувствовал, что так двигаться значительно удобнее. Лошадь безо всякой натуги несла на себе девушку и тащила меня.
— Ну, ты как? — спросил спаситель.
— Хорошо, — быстро между дыханием ответил я, стараясь, чтобы не было заметно, как я запыхался.
Наконец раскисшая пахота кончилась. Теперь идти стало гораздо легче и, постепенно, ко мне вернулось дыхание. Марфа за все время пути не произнесла ни слова, и только когда мы остановились на опушке леса, спросила, куда мы направляемся.
— В лесу есть избушка, — ответил я, — придется там спрятаться. Нас с тобой сегодня хотели сжечь прямо в доме.
— Потом поговорите, у вас еще будет время, — вмешался Гривов. — Мы сейчас на тропинке, идите по ней и никуда не сворачивайте. Когда дойдете до сросшейся березы, берите левее. Там начнется болото, идите по вешкам. Выйдите прямо к охотничьей избушке.
— Хорошо, — сказал я, хотя ничего хорошего во всем этом не видел. Было совершенно непонятно, каким образом можно ночью идти по тропинке, да еще увидеть сросшуюся березу, потом вешки в болоте. Однако это были уже наши проблемы. Гривов так торопился, что задерживать его и расспрашивать более подробно у меня не хватило духа. Судя по всему, он и так отчаянно рисковал.