— Так ведь боязно, мало ли что… Вдруг поймают!
— Когда мы вас вдвоем из казачьего плена выручали, целой ватаги не испугались. Стану я какого-то Кошкина бояться!
Крестьянин задумался, надел шапку, потом снова снял.
— Это правда, казаки пострашней барина будут. Я бы сам тебе помог, да потом куда деваться? Изба сгорела, придется тут зимовать. А барин строг, — повторил он, — чистый зверь!
Я обрадовался, помощник знающий местность, мне бы очень пригодился. Видно было, что мужик сам ненавидит помещика и с удовольствием ему навредит, оставалось его капельку подтолкнуть.
— Что тебе здешний барин? На новую избу я могу тебе денег дать, найдешь хорошего помещика у него и отстроишься. А то здесь дадут рубль в долг, а потом не то, что сам, внуки не откупятся.
— Это так, — согласился он. — Только изба больших деньжищ стоит, ее за медную московку не поставишь. Тут целый рупь нужен, а то и все два!
— Я тебе не то, что рубль, я тебе золотой червонец дам! Можешь себе хоть дворец построить.
— Ты правду говоришь, или шутишь? — дрогнувшим голосом, спросил он. — Откуда у тебя червонец?
— У татарина отобрал, и зарок дал бедному человеку помочь, — ответил я, вытаскивая из-за пазухи мешочек с деньгами. — Вот тебе и помогаю, а ты мне поможешь?
— А можно, хоть одним глазком глянуть? — не отвечая на вопрос, жалким голосом сказал он. — Я отродясь таких денег ни то, что в руках не держал, в глаза не видел!
Я вытащил из мешочка золотой цехин и положил его мужику в руку. Рассмотреть он его в темноте не мог, но зато понюхал и попробовал на вкус.
— А правду дашь или потом обманешь?
— Не обману, можешь сразу оставить его у себя. Ну, что пошли?
— Пошли, — тихо согласился он и махнул рукой вдоль дороги. — Темная там.
Мы двинулись туда, куда он указал и к нам присоединился Полкан. Крестьянин сначала испугался, но, разглядев, что это собака, засмеялся:
— Узнал я твоего пса! Вот теперь верю, что ты живой! Не станет собака с упырем ходить!
— Звать то тебя как, погорелец? — спросил я.
— С утра Иваном. У нас в семье все, кто не Иван, тот Степан, Проще будет сказать, Иван Степанович. А упырей я с детства не обожаю, — продолжил он, — помню, как-то мальчишкой иду мимо кладбища. Ночь как сейчас была темная, ни зги не видать. Смотрю, кто-то навстречу движется. Да не идет, а будто, над землей плывет. Я затаился, а оно все ближе и ближе…
Он замолчал, сбавил шаг. Потом и спросил:
— Ты не против, если я червонец, что ты дал, жене оставлю? Мы как раз, — он указал рукой в темноту, — в этой избе стоим. Мало ли что со мной случится, а как им тогда одним придется! У меня детей, что пальцев на руке.
Мне эта просьба не понравилось. Кто знает, что у Ивана Степановича на уме, сбежит и вся недолга. Однако и отказать было бы неправильно. Пришлось согласиться.
— Ладно, оставь. Только постарайся быстрее.
— Да, ты что, я мигом, одна нога здесь, другая там! Ты и соскучиться не успеешь.
Он исчез. Полкан подошел и ткнулся мордой в колени. Я его погладил. Невдалеке зашлась лаем собачонка. Вслед забрехали и соседские псы.
— Не любят тебя, Полкан, собаки, — сказал я, всматриваясь в темноту, не идет ли назад крестьянин. Собачонка уже не просто лаяла, а хрипела и задыхалась в ошейнике. Встревоженные окрестные собаки активно ей вторили, того и гляди, перебудят всю округу, а Иван Степанович все не возвращался. — Похоже, что нас с тобой кинули, — сообщил я псу, как бы перекладывая и на него часть ответственности на свой глупый поступок. Полкан заскулил и потребовал новой порции ласки.
— А вот и я, — послышался из-за спины, а не оттуда откуда я ждал, голос мужика. — Прости, что долго ходил, пока бабу разбудил, да дело ей растолковал…
— Собаки сильно лают, нужно быстрее уходить, — сказал я.
— Они всегда так брешут, что им еще делать, — успокоил Иван Степанович, однако шаг ускорил.
— Расскажи, что здесь за темная, — попросил я.
Мужик минуты две думал, потом ответил, словно пожимая плечами:
— Так что говорить, темная как темная, обыкновенная изба, только со стражем. Ты, лучше слушай, что дальше со мной было. Иду я, значит, еще мальцом мимо кладбища, смотрю, а оно как бы в воздухе плывет, что, почему, непонятно! Меня такой страх обуял!
Впереди возник какой-то темный движущийся предмет, и он замолчал. Я тронул его за плечо и показал жестом, что нужно отойти с дороги, и мы отступили на обочину.
Мимо молча прошли два человека. Мы подождали, пока они отдалятся на безопасное расстояние и двинулись дальше.
— Иду я, значит, ночью мимо кладбища, — в третий раз начал рассказывать Иван Степанович. — А ходил я тогда в деревню Пешково к своей родной бабке, Марье Ивановне. Мать то у меня Пешковской будет, батя ее оттуда засватал. Она то к нам в Коровино в замужество и перебралась, а родители ее так доселе в Пешково и живут. Бабка у меня хорошая старуха, ласковая, до сих пор живая…
Забыв о кладбищенском видении, он продолжил рассказывать о бабке. Я рассеяно слушал. Ну, что нормальная у него бабушка с жизнью, которая укладывается в несколько слов. С малолетства работала, вышла за деда, рожала детей, всех жалеет…
— Так что там было с видением? — перебил я, когда с бабкой все стало ясно.
— С каким видением? — он не сразу вернулся из реальной жизни в мистическую.
— Ну, то, что ты увидел возле кладбища.
— А… Ничего я тогда так не разглядел, постоял на месте, и побежал домой. Тише, ты, уже пришли!
Мы оказались возле высокого глухого забора сплоченного из близко стоящих жердей. Высота его была метра три. Иван Степанович попробовал раздвинуть жерди.
— Где-то здесь был лаз, — растеряно объяснил он, — точно помню, был. Неужто забили. Вот вроде то самое место. Ты постой на месте, а я пойду, поищу.
Понять, как он ориентируется, я не смог, все скрывала темень. Попробовал сам и тут же нашел сдвинутую жердь. Позвал проводника, и мы пролезли через щель во двор.
— Там, темная, — указал он, — ты постой на месте, а пойду, посмотрю, кто сторожит.
— Ладно, иди, — согласился я, прислоняясь плечом к забору, — только осторожнее.
Теперь возле цели, мне очень не хотелось, чтобы все сорвалось. На всякий случай я вытащил из ножен саблю. Крестьянин, неслышно ступая ногами, обутыми в лапти, исчез. Я ждал, вслушиваясь в ночные звуки. Ивана Степановича не было минут десять. Пока все было как обычно. Наконец он появился и сказал, не снижая голоса:
— Пошли, считай, тебе повезло, темную сторожит наш мужик коровинский, я с ним договорился.
— О чем договорился? — уточнил я.