На спину французского гренадера я наткнулся неожиданно не только для него, но и для себя. Увидел его, когда между нами оказалось меньше метра. «Яшка», или, скорее всего, Жак, стоял в напряженной позе, всматриваясь «во мрак ночи». Я осторожно потянул из ножен саблю. Не знаю, как, но он это услышал или просто почувствовал, во всяком случае, резко повернулся, и мы оказались, что называется, лицом к лицу, Ни рассмотреть, ни узнать меня он не мог и довольно спокойно спросил по-французски, что мне нужно:
— Que voulez-vous?
— Ты мне и нужен, — ответил я на языке Гаврилы Державина.
— Кто ты есть такой? — тотчас перешел и он на местное наречие.
Вообще-то точно такой вопрос ему мог задать и я, что он за французский солдат, если умеет говорить по-русски и откликается на имя Яша, но затевать формальное знакомство мне не хотелось. Второго душегуба с ним не было, а ловкость тщедушного соотечественника я успел оценить.
— Куда делся Ванька? — шепотом спросил я.
Гренадер на свою беду оказался слишком сообразительным. Он не ответил и рванул из ножен саблю. В этот момент совсем близко одновременно вскрикнули мужчина и женщина. Похоже, что главные события разворачивались не здесь, а там возле них. Как это не грустно, но мне пришлось отказаться от «тайм брейка», и, воспользовавшись тем, что моя сабля уже была обнажена, завершить давешний поединок в свою пользу. Яшка удивленно ойкнул, не сразу поняв, что собственно произошло, и отшатнулся от прошившего его грудь клинка, а я, оставив его разбираться со своей жизнью и смертью, побежал в направлении голосов.
— Мне больно, что ты делаешь, дурак?! — испуганно говорил по-русски незнакомый голос.
— Тише, барин, — попросил тенорок Ивана, — станешь кричать, я и твою барыню зарежу!
— Виктор, что это за человек, что ему от нас нужно? — испуганным голосом, спросила по-французски женщина, делая в этом имени как и положено французам, ударение на последний слог.
— Мне больно, — пожаловался он. — Не нужно, я не буду кричать! Что вы со мной делаете?!
В этот момент у меня под ногой громко хрустнула ветка, и тотчас голос Ивана спросил:
— Ты, что ль, Яшка?
— Нет, — сказал я, приближаясь к темным фигурам, — это не Яшка.
Не знаю, как, но он сразу узнал, отскочил от жертвы и возмущенно воскликнул:
— Опять ты, ирод! И что тебе от бедных людей нужно!
— Помогите, — видимо догадавшись, что я не сообщник грабителя, попросил Виктор, — он меня чем-то уколол!
— Виктор, что здесь происходит? — опять, теперь уже требовательно, спросила француженка.
— Стой на месте, — предупредил я мужика, — и брось нож!
— Совести у тебя нет, у ирода, — ноющим голосом откликнулся он, — против своего русского человека восстаешь! Господь тебя за то покарает! Уйди лучше от греха подальше!
— Брось, скотина, нож! — не реагируя на укоризны, приказал я, мешая острием сабли ему приблизиться ко мне.
Однако мужик нож бросать не захотел, просто спрятал правую руку за спину.
В это момент толстый Виктор, опустился на землю и с ужасом воскликнул:
— Смотрите, у меня кровь!
Никто, включая женщину, не отозвался. Нам с Иваном пока было не до чужой крови, а женщина возгласа не поняла. Мужик не стоял на месте, и все время перемещался, пытаясь, обойдя острие, подойти ко мне как можно ближе, чего я, понятно, не давал ему сделать. Потерпев неудачу, он решил действовать по-другому:
— Покайся, проклятый! — вдруг, потребовал он, поднимая вверх левую, свободную от ножа руку. — Покайся или за все свои грехи ответишь перед Господом! За кого решил заступиться? За басурман! За папистов! За врагов наших лютых!
Переводить обычный грабеж в теологический диспут я не собирался, к тому же меня интересовало другое, чего ради эти грабители, судя по их недавнему разговору так мной так заинтересовались, и нет ли в том руки моих недругов.
— Я не за них, а за себя заступаюсь, почему вы с Яшкой за мной следили? — спросил я.
— Ирод ты, Сатана, будь ты проклят! Отдай, что тебе не принадлежит, верни одежды белые, безгрешные иначе не минуешь геенны огненной! — речитативом воскликнул Иван.
— Так вам моя одежда понадобилась? — не скрывая разочарования, спросил я. Оказалось, что ларчик не только просто открывался, но даже не был заперт.
Правда, было непонятно, почему мое зимнее платье, купленное в гипермаркете, он называл «безгрешной одеждой», — однако проникнуть в глубины подсознания грабителя, у меня пока возможности не было.
— На колени, супостат! — не отвечая, приказал Иван, впадая в непонятный раж. — Может быть, тогда пощажу живот твой! Ведомо мне, что нет у тебя против меня силы! Ничего ты мне сделать не можешь!
— Мне плохо, помогите! — потребовал Виктор и сказал по-французски женщине, что мужик его ранил.
— Oh-la-la! — отозвалась она, не выказывая особой тревоги состоянием мужа.
Я тоже не откликнулся, сначала нужно было разобраться со странным грабителем.
— Почему ты решил, что я не смогу тебе ничего сделать? — спросил я.
— Мог бы, так давно убил, — резонно ответил он. — За тебя кривда, а за меня правда!
Сказал он это зря. Конечно, поднять руку на сирого и убого, да еще безоружного, большая сложность, но с ним был совсем иной случай.
— А я тебя убивать и не собираюсь, просто отдам французам, пусть они думают, что с тобой делать, — сказал я, продолжая удерживать его не расстоянии.
— И тут не будет по-твоему! — радостно сообщил мужик. — Мой Яшка настоящий хранцуз не тебе чета, он у самого графа Ростопчина лакеем служил! Ему стоит только своим иродам одно слово сказать, от тебя мокрого места не останется!
— Ничего у тебя с Яшкой не получится, — посочувствовал я, — он уже на том свете тебя дожидается.
— Как так? Кто разрешил? Ты моего друга Яшку убил! Да я тебя, изверга! — истерично воскликнул Иван и, совершенно неожиданно для меня, отпрыгнув в сторону, исчез в темноте.
Я по инерции бросился, было за ним, но вокруг была такая темень, что тут же налетел на дерево и больно стукнулся лбом.
— Неужели мне никто не поможет? — плачущим голосом позвал Виктор. — Меня ранил сумасшедший мужик, мне больно и страшно!
Я вернулся к ним и, сказал, вкладывая саблю в ножны:
— Вставайте, я помогу вам дойти до кареты.
— Я не могу встать, вы должны мне помочь, из меня кровь течет! Mathilde, je suis blesse, — сообщил он француженке, что ранен.
Однако Матильду, как мне кажется, занимало не состояние спутника, а свое собственное, вернее, банальная причина по которой она оказалась в лесу.
— Да уйдете вы, наконец, отсюда! — отчаянно воскликнула она. — Я могу остаться хоть на минуту одна!