— Пойдем так, — указала она в проход между рвом и Покровским собором, где было больше всего людей.
— Зачем же нам столько обходить? — делано удивился я и, не дожидаясь ее протестов, резко повернул в обратную сторону. Эту сторону Красной площади, вплоть до нынешнего Исторического музея, занимали пять небольших часовен, стоящих почти в ряд друг за другом. Последней располагалась небольшая трехглавая церквушка. Народа тут было не в пример меньше, чем возле Лобного места и собора, так что незаметно подобраться ко мне сзади было не так-то просто. Впрочем, удара кинжала в спину я не опасался. На мне была надета прекрасная, проверенная в деле кольчуга, шею закрывала бармица, кольчужная сетка, прикрепленная к шлему, так что можно было опасаться только выстрела из пищали. В крайнем случае, из хорошего арбалета. Однако выстрелить в человека здесь, прямо на Красной площади, из такого громоздкого оружия было нереально.
Я быстро шел впереди, а Варвара, вяло протестуя, семенила сзади. Я намерено держал паузу и не оборачивался, давая возможность киллерам, если таковые окажутся, приблизиться к себе вплотную. Девушка начала отставать и теперь верещала где-то позади. Возле трехглавой церквушки я резко обернулся назад. Два голубчика с прикрытыми низко надвинутыми на глаза шапками рожами шли за мной метрах в десяти. Варвара же исчезла, скорее всего, укрылась за одной из часовенок. На идейных борцов парни никак не походили и вели себя подозрительно, как типичные бандиты. Я решил не устраивать на Красной площади резню, а обойтись другими средствами.
— Ей, вы, — позвал я, — идите-ка сюда!
Преследователи, синхронно изобразив на лицах удивление, подошли. То, что у них в рукавах спрятаны ножи, можно было не сомневаться. Один из них был высокого роста, со шрамом не щеке. Он держался увереннее товарища, к нему я и обратился:
— Вам сколько за меня заплатили?
— Ты чего такое говоришь, боярин, — не понял он, — кто заплатил, за что?
— Вот это вы мне и скажете, а то порублю вас в капусту, и ножи не помогут!
— Ты что, мы себе идем, никого не трогаем, какие еще ножи! — с деланным удивлением воскликнул он, пятясь, чтобы иметь место для маневра.
— Не хотите, как хотите, а я-то думал вам денег предложить.
Предложение оказалось так неожиданно, что несколько секунд парни смотрели на меня застывшими от удивления глазами, потом высокий насмешливо спросил:
— Сколько?
— А за меня вам как заплатили?
— Посулили только, — вмешался в разговор второй, лет восемнадцати-девятнадцати с молодой редкой бородкой, — хорошо посулили!
— Ну, а я, если договоримся, дам вдвое больше.
— Три ефимки заплатишь? Меньше никак нельзя! Мы на тебя целый день потратили, — быстро сосчитал в уме высокий, явно обманывая меня на целую ефимку.
— Договорились. Так кто вас нанял?
— Мы его не знаем, — ответил он же, — Маруська с ним договаривалась.
— Хорошо, зовите вашу Маруську.
— А деньги где? — подозрительно спросил молодой. — А то посулишь, а потом обманешь!
Я нащупал в кармане три серебряные монеты, вытащил и показал на ладони.
— Маруська! — заполошно завопил тот, что пониже. — Иди скорее сюда!
Из-за ближайшей часовни выглянула моя «Варвара», удивленно на нас посмотрела.
— Иди сюда, не бойся, тут разговор интересный, — подозвал ее высокий.
Девушка нерешительно приблизилась.
— Кто тебе за боярина посулил? — спросил он.
Маруська удивленно посмотрела на товарища, на меня, и начала пятиться.
— Да постой ты! Боярин три ефимки дает, если мы его врага назовем!
Названная сумма сразу же изменила у девушки выражение лица, однако она еще сомневалась:
— А не обманешь?
— Не обману, держи деньги! — сказал я и протянул ей монеты. Она тотчас крепко зажала их в кулаке.
— Так дьяк он, знатный, богатый, в хоромах живет, не хуже царских!
Дьяк среди знакомых у меня был только один, Екушин Дмитрий Александрович. В начале пребывания в семнадцатом веке он нанял меня в оруженосцы, я же не оправдал его высокого доверия и помог бежать похищенной им и заточенной в тереме посадской девушке Алене. Причем мало того, что увел его полонянку, у нас с ней еще случилась короткая, но яркая и жадная любовь.
Я задумался, мог ли это быть он. Когда мы с ним общались, я был совсем в другом образе, прикидывался глухим и слегка юродивым, так что Дмитрий Александрович вряд ли мог меня теперь узнать и вычислить. Сам же я его в Москве пока не встречал.
— Как его зовут? — на всякий случай спросил я.
— Дьяком и зовут, — удивилась Маруська.
— Имя-то у него какое-нибудь есть? — не выдержал высокий.
— Есть, наверное, только он мне назывался.
— А как вы узнали про Опухтиных?
— Дьяк и сказал, что ты им помог. Я сбегала в слободу и все о них разузнала. О том, как ты Ваньку ихнего из приказа выручил, а потом сам к ним ходил.
— Понятно. Теперь у меня вам тоже есть работа, вы сможете узнать, что это за дьяк, и зачем он вас нанял меня убить?
— Оно, конечно, узнать-то можно, только, сам понимаешь, даром одни птички поют, — тонко намекнул высокий. — Если не поскупишься, то не то что имя узнаем, а самого того дьяка тебе предоставим, а хочешь, так и кишки ему выпустим.
— Ну, это пока лишнее. Сначала все про него разведайте, а тогда видно будет.
— Ефимка! — воскликнул тот, что пониже.
— Две — поправил товарищ.
— Три, — внесла последние коррективы Маруська.
— Заплачу половину ефимки, не хотите, как хотите.
— Это не по-божески, — сердито сказал высокий. — Как же так, мы для тебя все. Даже пальцем тебя не тронули, а ты сквалыжничаешь!
— А ты тронь, — посоветовал я, — только потом сам не пожалей! Я в кольчуге да с саблей, а у вас только ножи в рукавах.
— Да мы что, мы к тебе со всем уважением, ладно, если больше заплатить не можешь. Чего же сразу саблей грозить. Мы еще очень даже сгодиться сумеем!
В этом был резон. Я совершенно не представлял, как могут дальше развиваться события с Годуновыми, и «связи» в бандитских кругах могли весьма пригодиться. Однако и поощрять их непомерные аппетиты я не собирался.
— Хорошо, все исправно выполните, получите еще целую ефимку.
— Так бы сразу и говорил, — тотчас расслабились разбойники. — Мы люди! Мы уважение понимаем! Ты к нам с добром, и мы к тебе с добром!
— Значит, договорились, — подытожил я.
На этом мы и расстались. Я вернулся на Царский двор коротким путем через Боровицкие ворота ждать вечера в сладкой надежде на романтическое свидание с царевной.