— Вот и казна, — сказал я, — помоги вытащить.
Мы извлекли на свет божий иноземное произведение средневекового искусства и поставили его на стол.
— И этот откроешь? — усомнился управляющий, рассматривая замысловатые внутренние замочки.
— Окрою, только не сейчас, — пообещал я, — давай снесем его вниз.
Мы вернулись в горницу. Пока шли, я придумал, как с наименьшим риском увезти отсюда деньги. Самое простое и надежное было угнать лошадь с телегой у нашего ночного знакомого Алексея. На такого одра и такую телегу не позарится не только вор или разбойник, но даже самый добросовестный государственный чиновник.
— Куда же запропастилась Прасковья? — опять спросил управляющий. — Сколько можно мыться!
Действительно времени у нас было в образ.
— У вас с ней что-нибудь было? — как бы между делом, озвучил я интересующий меня вопрос.
— Нет, что ты, ничего такого не было, — слишком поспешно ответил он. — Она скромная девушка!
Мне стало интересно узнать, что он имеет в виду, говоря «ничего такого», и с чего заключил, что она скромная.
Однако в тот момент было не до выяснения отношений.
— Пошли, по пути зайдем за ними, — предложил я. Мы взяли сундучок за ручки и вышли во двор.
— Где у вас баня? — спросил я.
— Там, — кивнул он в сторону заднего двора,
— Пошли скорее!
Баня располагалась недалеко от провала в стене, так что нам было почти по пути. Возле нее на лавочке дремала давешняя сердитая старуха, Сидора видно не было.
— А где парень? — спросил я. Бабка молча указала на двери.
— Погоди здесь, я их потороплю, — сказал я управляющему и вошел в предбанник.
Со света я первым делом наткнулся на деревянное ведро и больно стукнулся косточкой щиколотки.
— Черт! Что здесь понаставлено! — невольно воскликнул я. — Прасковья, вы где?
Сначала мне не ответили, потом Прасковья взвизгнула, и передо мной в полутьме предбанника заметались два белых тела.
— Вы что?! — начал я, но не договорил, выскочил во двор.
— Что там? Что они? — излишне заинтересовано спросил Василий.
— То! — односложно ответил я, отворачиваясь, чтобы ему не было видно мое лицо.
— Правда? — переспросил он и вдруг засмеялся.
— Чего это ты развеселился? — удивился я такой странной в данных обстоятельствах реакции.
— Ну, девка, ну огонь! Всю ночь мне минутки спать не дала, а ей все мало! Я думал, она утром ходить не сможет, а она!.. — хохотал он.
— Что делать, — невольно усмехнулся и я, — есть еще женщины в русских селеньях! — И закричал в открытую дверь: — Быстрее одеться можете, мы уходим!
Будто в ответ из бани медленно вышел красный как рак Сидор и повалился на колени:
— Прости нас, дядя Алексей Григорьевич, благослови, нам с Прасковьей теперь друг без друга не жить!
Что тут было делать! Пришлось впервые в жизни выступить в роли патриарха.
— А сама Прасковья что думает? Согласна? — спросил я.
— Согласна! — пискнула из-за двери девушка. — Сидор мне больше жизни люб!
Теперь уже я начал смеяться. Рядом покатывался управляющий.
— Ну, что с вами делать! Если любите друг друга, благословляю вас, дети мои, живите в мире и согласии, плодитесь и размножайтесь! А теперь бегом за нами, а то голов не сносите! А ты, бабушка, передай эту ефимку Алексею, пусть купит себе новую лошадь! — сказал я, бросая в подол старухи серебряную монету. После чего мы с Василием подхватили сундучок и быстрым шагом направились к пролому.
— Ну, девка, ну, огонь! — то ли восхищаясь, то ли ища сочувствия, повторял управляющий. — Нет, это надо же!
Маломерная мохнатая лошадка понуро стояла в придорожном бурьяне и лакомилась пыльной травой.
— Вот тебе и скакун! — сказал я. — Зовут его Сивка-бурка!
— Ты думаешь, на нем можно ехать? — с испугом спросил Василий.
— Ты что, коняга хорошая, сундук легко увезет! Зато никто тебя не остановит. Рви траву, нужно его прикрыть, чтобы его не было видно.
Василий мою мысль понял, кивнул и принялся рвать траву. Пока мы с ним маскировали сундучок, подошли счастливые молодые. Прасковья застенчиво тупила глазки, а все ее недавние любовники смотрели на нее разными взглядами. Бывшие, надо сказать, не очень ласково.
Пока мы тащили сундук и перебирались через завалы рухнувшей стены, я почти успокоился. В конце концов, все, что ни делается, к лучшему. Перспектив у наших с ней отношений не было никаких. Тем более, в связи со вскрывшимися обстоятельствами. Я имею в виду не только случай в бане, а мое шаткое положение в обществе.
— Вы что делаете? — стараясь казаться независимым, спросил Сидор.
— Траву рвем, — холодно ответил я.
— А… — разочаровано протянул он.
— Значит так, — начал я инструктаж или, лучше сказать, свое последнее слово. — Мы с Василием Григорьевичем остаемся здесь, вы возвращайтесь в Москву. Твои родители уже, наверное, сходят с ума от беспокойства, — сказал я парню. — А ты, — обратился я к Прасковье, — найди Ваню и передай, что я в Москву не вернусь. Пусть сам устраивается, деньги у него на первое время есть. Ваш бывший управляющий у Вани под арестом, можешь делать с ним все что хочешь. Ты уже, судя по всему, большая девочка!
— Почему ты не вернешься? — вскинулась девушка, решив, что меня сразила сцена в бане.
— Убить меня там хотят. Придется переждать какое-то время. Если больше не свидимся, то не поминай лихом, спасибо тебе за все хорошее и будь счастлива. А теперь идите, у нас еще много дел.
Кажется, такое сухое прощание молодым людям не понравилось, но времени у нас действительно не оставалось. Амур и Психея помялись, поняли, что нам не до них, и ушли, держась за руки. Мы с управляющим, покончив с маскировкой, двинулись следом. Сивку-Бурку я вел в поводу. Мой кафтан вполне соответствовал образу владельцу такого одра. Напарник шел стороной, по бездорожью. Соратники постельничего знали его в лицо, и это могло привести к лишним осложнениям. Пока нашей первостепенной задачей было убраться подальше от имения.
До большой дороги мы добрались беспрепятственно, но только когда мы отошли от Москвы пару верст, я вздохнул с облегчением. Василий присоединился ко мне и дальше мы пошли вместе. Отдохнувшая лошадка легко везла пустую телегу. Уже ближе к полудню мы съехали на проселок и остановились на отдых. Управляющего разбирало любопытство, что в себе заключает похищенный сундучок, и он уговорил меня открыть его прямо здесь. Я вяло сопротивлялся, мечтая поспать хотя бы час, но он упросил, и мне пришлось таки возиться с замками.
— Господи! Какое богатство! — воскликнул Василий Григорьевич, глядя загоревшимися глазами на груду монет самого разного достоинства, навалом лежащих в сундуке. — Откуда столько серебра и золота может быть у одного человека. Да в царской казне, наверное, меньше!