– Охрана?
– Телефон с утра плохо контачит, мастер уже вызван, обещали к обеду. Придется мне бежать до нашего внешнего поста. Честно говоря, фора крошечная. Может, ногу подвернуть, а?
– Слишком много совпадений. Оставим так. Ну, с Богом. – Павлов неловко перекрестился.
– Забор на периметре серьезный, – вздохнул лаборант. – Я так навскидку прикинул, в целом шансов у нее один из десяти…
«Забор… А за забором сориентироваться да выйти из города незамеченной? – подумал Павлов. – Запомнила ли она дорогу? Хотя чего там запоминать, дуй прямо, не ошибешься, и Шаронов нарочно ехал очень медленно. Только вот что потом? Авантюра. На самом деле один шанс из ста. Но я уродом буду, если не попробую дать Катьке этот шанс».
– …но попробовать надо. Не идти же бойцовому коту тупо на заклание, как овечке какой-нибудь?
– Верно мыслишь, – согласился Павлов. – Меня сейчас, наверное, вызовут, ты подожди минут десять и приступай.
Тут-то его и вызвали.
* * *
Временно отстраненный завлаб Павлов, кутаясь в старую пуховку, сидел на крыльце своего коттеджа. Было холодно. Очень холодно внутри. Павлов немного выпил, это не помогло.
Пронзительно яркий, режущий глаза осенний день наконец-то перешел в вечер, будто для контраста тусклый и бесцветный.
Павлову уже звонили все, кто был обязан это сделать по долгу службы. И еще Бондарчук.
– Ты, дорогуша, зачем мне дал неисправный пульт?! – рявкнул генерал. – Боялся, не вовремя вмешаюсь – да, козлина недоверчивая?!
– А тебе не все равно теперь? – меланхолично отозвался Павлов.
Некоторое время генерал его материл, потом разразился жалобами, потом долго молчал и наконец спросил:
– Ну, и как дела?
– Жду больших неприятностей, – честно сказал Павлов. – Средней тяжести уже позади. Ты это… Прости меня, если можешь.
– На дураков не обижаются. И вообще, что за настроения? Будто умирающий. Глядишь, еще поработаем!
Павлову такое навязчивое дружелюбие и могучий оптимизм встали поперек горла, и он поспешил свернуть разговор. Генерал, похоже, легко отделался. А у завлаба основные неприятности точно были впереди.
Бондарчук звонил около двенадцати. На тот час Катьку уже искали по всему городу. Искали с одной целью – убить. Признали опасной. То, что у коттеджа Павлова не было засады, объяснялось просто – институтский зам по режиму в суматохе позабыл разузнать, где кошка болталась вчера после обеда. А наряд с КПП, похоже, не рискнул доложить, что хотя уехал образец чин чинарем в генеральской «Волге», зато вернулся с серьезнейшим нарушением, на частном автомобиле в компании двоих пьяных ученых. Включилась круговая порука – охранникам невыгодно было признаваться в собственном недоносительстве, да и Павлов им тогда литр водки дал, чтобы не скучали ночью.
Павлов удрал с работы, симулировав недомогание. Ему стало плохо в кабинете директора. На нервной почве, наверное. Директор отпустил его мигом. Будто об этом и мечтал – убрать негодяя с глаз долой.
Тем более в «кошкином доме» был такой ажур, что сдать подтему «К-10Р» ликвидаторам запросто мог и заместитель.
Павлов сел у себя на крылечке и стал ждать. То ли Катьку, то ли большие неприятности, то ли все сразу.
Дождался он к обеду. Это получилось чертовски несправедливо и очень больно, но так, наверное, и должно было выйти. Для полноты картины. Павлов как раз думал, не разогреть ли себе пожевать, и тут услышал выстрелы.
Стреляли недалеко, на окраине коттеджного поселка, в лесочке, отделяющем зону частных домов от городской черты. Били очередями сразу несколько автоматов.
В грузного и одышливого завлаба словно вселился бес. Павлов рванул на задворки, махом одолел соседский забор, пробежал через участок, взял еще препятствие, и так несколько раз. Кое-что он поломал и обрушил, напугал до смерти одну домохозяйку, счастливо разминулся с обалдевшим от его наглости ротвейлером… И вдруг оказался нос к носу с бывшим завлабом, а ныне консультантом обезьянника, матерым шизофреником и отпетым лжеученым.
Павлов знать не знал, что дедушка здесь живет. Голованов стоял, опираясь на массивную трость, посреди участка и глядел в ту сторону, где как раз перестали стрелять. Точнее, уже поворачивался к непрошеному гостю.
Павлов ему несколько штакетин из забора вынес – спасибо, весь не повалил.
– Ы… Ы… Ы… – попытался он сказать «извините» и почувствовал, до чего запыхался – сейчас упадет.
– Твое изделие грохнули? – спросил Голованов.
– Ы-ы… – кивнул Павлов.
– Кошку?! Сволочи. Так чего стоишь! Беги, парень!
И он побежал.
Милиционеры имели вид бледный, испуганный и даже к изрешеченному зверю боялись подойти. Каких ужасов им про Катьку наговорили, можно было только догадываться. Павлов распихал вооруженных мужчин, упал на колени, протянул руки к Катьке и чуть не свалился замертво. Ему реально стало плохо.
А Катька… Это оказалась уже не она. Просто останки трехцветного рыжика. Окровавленная туша, изорванная пулями. Ничего похожего на любимую кошку Павлова.
Катьки больше не было на этой земле.
Павлов заплакал. Его с трудом оттащили, надавали пощечин, бросили в грязь, он смутно расслышал фразу: «Приезжайте скорее, у нас тут какой-то псих в истерике бьется». Хватило сил произнести: «Я из института». Институт в окрестностях был понятно какой, отношение к Павлову сразу переменилось, а тут и старший товарищ подоспел.
– Не боевая, – определил Голованов, едва взглянув на Катьку. – Что ж вы, щенята? Игрушку расстреляли. Большую красивую игрушку.
– А мы знали? Приказано было сразу на поражение… А она как выскочит! Здоровая, прямо тигр!
– Дурачье нестроевое, ограниченно годное! – рявкнул Голованов. – «Выскочит»! «Тигр»! Боевая так бы не подставилась! Или положила бы вас тут одной левой… Стыдно, молодые люди. Кого убили? А? Позорище. Эй, Павлов! Кончай реветь, пошли. Домой тебя отведу.
Он действительно увел грязного, оборванного и заплаканного Павлова домой. И сказал на прощанье: «Гадость какая случилась. Но знаешь, пойми старика правильно – у меня спокойно на душе. Вы делаете игрушки! Наконец-то! В мое время это было просто невозможно. А мы так мечтали!.. Кажется, мир поумнел. Ты первый, и с тобой поэтому расправились, но следом пойдут другие. Дай-то Бог…» Пенсионер здорово помог ему. Когда явились с допросом, Павлов уже более-менее очухался, переоделся в чистое, включил инстинкт самосохранения и нормально выстроил линию защиты. На месте происшествия его бы мигом раскололи.
Конечно, через день-два все поймут все. Но не смогут доказать, что Павлов организовал кражу секретного изделия. Тем более изделия, которого по отчетности не существовало вообще. Какой тогда смысл в дознании? Пройдет совсем немного времени, и о рыжиках сочтут за лучшее забыть. И о Павлове тоже.