Максим на это отнюдь не обиделся — сразу за остановкой увидал вдруг синий указатель с большими белыми буквами: «Калиновка — 3 км».
И душа сразу возрадовалось — значит, правильно шел! Не тратя времени на парней, молодой человек с самым независимым видом прошел мимо павильона — увлеченные свои делом алкоголики и бровью не повели — и, повернув на лесную дорогу, резко ускорил шаг, почти побежал, так что минут через двадцать впереди, за деревьями, показались домишки Калиновки. Вот и клуб… Ха! Открыт что ли? И кому понадобилось? Черт… а его уже и покрасить успели, в приятный такой, светло-салатовый цвет.
Так… Срочно найти Петренко! Вот у этих пацанов и спросить!
На крыльце клуба, прямо на перилах, сидели двое мальчишек, тоже длинноволосые — один в рваных трениках и тельняшке, второй в шортах и завязанной на пупе рубашке с большим отложным воротником. Тот, что в тельняшке, бренчал на гитаре, второй старательно орал песню:
— Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним!
* * *
Проходя мимо стенда Максим обалдело взглянул на рукописную афишу, завлекавшую молодежь на «Танцевальный вечер. Цена билета — 30 коп. Играет ВИА».
Наверное, для тех, кому за тридцать…
— Эй, пацаны! Где мне тут Петренко найти? Ну, энергетика бывшего.
Ноль внимания, фунт презрения!
Парни как музицировали, так и продолжали этим заниматься, только что песню сменили на другую, лирическую:
— Где-то багульник на сопках цветет, кедры вонзаются в не-е-ебо…
— Эй, багульники, я к вам обращаюсь! — Выкрикнув, Тихомиров с возмущением схватил певца за воротник рубашки… Точнее, только попытался схватить — ничего не вышло!
Максим повторил попытку и, размахнувшись, отвесил вообще не реагирующему на него пацану смачный такой подзатыльник…
И едва не упал с крыльца! Рука его без всякой задержки прошла сквозь голову мальчишки! И даже — сквозь деревянную, поддерживающую крышу крыльца колонну!
Что за черт?!
Обескураженно покачав головой, Макс поводил перед лицами подростков ладонью, попытался дернуть их за волосы… все тщетно. Не реагировали. Да и он сам не мог ничего поделать…
Глюки пошли…
Молодой человек не знал, что и думать.
Выходит, все это ему только казалось? Эти парни, клуб, афиша… Наваждение! Галлюцинация! Морок!
Ха! Так и те двое, на остановке, вот почему они его не видели, как и эти…
Господи, что же делать-то, как быть? По всему выходит — надо обратно к болотине возвращаться. Ведь, похоже, там все началось… Там! Ну да — на цветочной полянке! Где цветики-семицветики… В них, несомненно, в них все дело!
Максим со всех ног бросился к лесу… пересек шоссе — юных пьяниц, кстати, уже на остановке не было, видать, уехали…
Вот и лесная тропа, вот и болотина… полянка с цветами… вот они — цветики-семицветики!
Схватить… горстью… И в болото, в болото… вот, прямо в трясину… чуть не нырнуть!
Эх, только бы потом вылезти…
Максим вылез, выбрался и так, как был, босиком — снова побежал к шоссе, то и дело поглядывая на желтое небо… если оно вдруг станет синим — ясно, опять не туда.
Нет… не посинело. Такое же и осталось — желтое. И шоссе — с потрескавшимся асфальтом… оно! Родное!
На шоссе у обочины стояли два лесовоза «Сису» и, рядом с ними, черный навороченный джип, кажется «тойота-лендкрузер»… Может, добросят до Калиновки? Времени-то почти не осталось, наверное, уже пристрелили там, в лесу, всех — и раненного Мишу, и Петровича.
— Эй, парень, куда бежишь? — В джипе открылась дверь.
— В Калиновку… Не подбросите?
— Нет… не по пути нам. Слышь, ты здесь, в лесу, мужиков с «Уралом» не видел?
Максим недоверчиво хлопнул глазами — неужели это… Ну точно — лесовозы, джип…
— Вам Эдик Кузькин сказал, да?
— Ну да, Эдик. — Сидевший в джипе молодой человек казался ненамного старше Макса… Вполне респектабельный, в черном костюме, с приличной дрогой стрижкой… Но глаза… это были усталые глаза много чего повидавшего старика!
— Вы — Алексей? Алексей Трушин?
— Допустим.
— Так это же мы… мы с вами договаривались! Насчет леса в ТЭЦ!
— А, ну садись тогда. — Без лишних проволочек Трушин махнул рукой. — Садись, садись… показывай дорогу — едем!
— Там это… осложнения могут быть.
— Осложнений не боись — уладим.
* * *
Они явились вовремя — яростно отстреливающегося Петровича уже взяли в кольцо.
— Не жалей, братцы, дроби! — целясь, орал староста Микол. — А лесовоз потом к нам отгоним.
— Я вам отгоню…
Взяв с заднего сиденья «калашников», Трушин передернул затвор и пальнул короткой очередью…
— Лежать, твари!
Услышав автоматную очередь и углядев вышедших из джипа решительных молодых людей в черном, «твари» опрометью бросились врассыпную. Кому повезло — тот убежал. А леса для ТЭЦ привезли. Три лесовоза.
Надежда хрупкая, кого я призывал,
Опять ко мне летит…
Поль Верлен
— Ты?! — Девушка округлила заплаканные глаза и едва не захлопнула дверь.
Максим тоже остановился на пороге в недоумении — вот уж кого не ждал встретить! Потом улыбнулся:
— Может, пустишь? Ты не думай, я не по своей воле… Вот мандат!
Порывшись в карманах, нежданный визитер вытащил сложенный вчетверо листок бумаги, развернул, протянул…
— Тихомиров Максим Андреевич… Полномочный представитель Комитета управления. Надо же, еще и печать! — усмехнувшись, Олеся кивнула. — Ну, проходи, чего встал?
Да, это была именно она, Олеся, бывшая подружка Макса, с которой он расстался с полгода назад по… по разным причинам.
В коротком, красном с золотыми драконами халатике, она и сейчас, с осунувшимся от свалившихся несчастий лицом, выглядела на все сто — волнистые темно-каштановые волосы, карие выразительные глаза, фигура, грудь — не большая и не маленькая, в самый раз…
Олеся… Наверное, Максим зря с ней порвал, впрочем, тут, скорей, было обоюдное: Тихомиров любил свободу, а Олеся хотела от их отношений большего. На том и расстались, и Макс спутался с Никой — уж той совершенно ничего от него не было нужно, разумеется, кроме секса и денег. Или — сначала денег, а уж потом — секса. Сука! Не Олеся — Ника.
— Не думал, что это ты… — Сняв обувь, Максим прошел в комнату и уселся на мягкий, обитый зеленым велюром диван, очень-очень знакомый, волнующий, так и хотелось спросить: а помнишь?