И все это были вопросы без ответа… так, языки почесать только.
— Черт! — как-то уже под вечер встрепенулся Максим. — Крючки-то забыл проверить!
— А где ты их поставил-то?
— Да на ручье… чуть ниже, с километр пройти…
— Так утром проверишь.
— Думаю, как бы утром кто чужой наш улов не снял — в деревне, знаешь, ухарей хватит.
Вскочив с оттоманки, Тихомиров живо натянул джинсы:
— Я быстро!
— Подожди… Я с тобой прогуляюсь. Погода загляденье!
Действительно, вечер стоял на удивление светлый и тихий — солнце еще не зашло, и сквозь золотисто-желтую вуаль проглядывал яркий сверкающий мячик. Ветра не было, деревья вокруг — липы, березы, ивы — стояли умиротворенно-задумчивые, спокойные. Где-то в ближних кусточках вдруг засвистала малиновка, ей тут же отозвался жаворонок, потом в лесу закуковала кукушка, застучал по стволу дятел.
Оставив любимую на склоне, у малиновых зарослей, Максим закатал джинсы и, взяв прихваченную корзинку, босиком спустился к ручью…
— Ай… холодно, однако!
— Рыба-то есть?
— Спрашиваешь! — Тихомиров показал полную окуней корзину.
— Ха, окунье одно, — скривилась в притворной брезгливости девушка.
— Да не только… Ты вот глаза закрой, покажу…
Олеся прижалась спиной к стволу березы, облизала губы:
— Ну… закрыла…
Осторожно поставив корзину с уловом, молодой человек неслышно подкрался ближе и быстро расстегнул пуговицу на Олесиной рубашке, погладил девушку по животику, поцеловал в грудь…
— Это что, и есть твой улов?
— Не только…
Полетели в стороны джинсы, и вот уже влюбленные повалились в траву, мягкую и высокую, пахнущую сладким клевером и мятой…
А когда вернулись домой, калитка оказалась распахнутой.
— Кто-то приходил… — пожал плечами Максим. — Но я ее закрывал, точно…
Он осторожно отворил дверь, проскользнул в комнату…
Никого!
Напрасные страхи…
— Ну и ну! — покачала головой Олеся. — На ровном месте ему кто-то мерещится.
— Знаешь что, ма шери… — Тихомиров нервно поежился. — У меня почему-то такое чувство, будто за нами кто-то следит.
— Вечно тебе все кажется! Смотри, стемнело уже совсем… кто тут нас увидит-то?
И в самом деле, стемнело. Мало того, в небе вдруг громыхнул гром!
— Ну вот… грозы только не хватало. Вовремя мы с тобой крючки сняли!
И снова гром… И сверкнула молния…
Как-то уж очень ярко, словно вспышка фотоаппарата.
* * *
История со вспышкой почему-то не давала покоя Максу дня три. За это время он успел несколько раз прогуляться к Светлому озеру, к неприметной полянке с цветиками-семицветиками, которую летом отыскать да и просто заметить было куда труднее, нежели зимой. Одно помогало — рядом с поляной росла старая береза с вырезанной в какие-то незапамятные времена классической надписью — «Витя + Маша = Любовь». У этой березы, в растущих рядом кустах, Тихомиров устроил схрон: натаскал туда лепешек, консервов, которыми щедро снабдил его Петренко, с десяток пластиковых бутылок для воды — озеро было рядом. В общем, приготовил убежище, в котором можно было бы в случае чего отсидеться. Не под березой, конечно же, а там, куда выводила полянка, цветики-семицветики — в зазеркалье. Запасец, конечно, накопился отнюдь не изрядный, но дня на три хватило бы, а потом… потом можно было бы просто осторожно наведаться на ту же полянку, проникнуть обратно в свой мир, набрать воды из озера… Эх, побольше бы консервов да супа в пакетиках — совсем бы идеальное убежище вышло! Тем более Максим, здраво рассудив, все же склонялся к мысли, что трехглазые оказались в зазеркалье случайно.
Впрочем, пока все было тихо… Однако на исходе третьего дня с той самой ночной грозы, уже ближе к вечеру, на станцию заявился Игорь.
— Уходить вам надо. — Отдышавшись, он вытер выступивший на лбу пот. — Димка прибегал, сказал: кто-то из пацанов всех чужаков фотографирует!
У Макса все екнуло — ну вот оно! Не зря схрон готовил.
— Камеру цифровую Мишка Хмыреныш дал, а сам в город отправился, завтра к обеду обещался прийти.
— Та-а-ак…
— Можно, конечно, камеру у пацана того отобрать или стереть все, но… Иван Лукич говорит: мало ли, не один такой фотоаппаратик имеется?
— Все правильно. — Тихомиров кивнул и замолк, размышляя — а кто его может узнать? О трехглазых тут речь не шла, кто-то из людей… Микол? Жердяй? Кто-то еще из той шайки? Вполне, вполне, они ведь не только его, они и Олесю прекрасно знают. К тому же у Хмыреныша этого наверняка снимки беглецов есть — для сравнения. Значит, дожидаться нечего…
— Иван Лукич с Жекой чуть позже придут. Сказали — покумекают.
Максим невесело хохотнул:
— Да я уж и сам покумекал. Ты вот что — беги-ка сейчас обратно, спроси, если Лукич чем из еды помочь может… ну, которая долго хранится — консервы, там, и прочее, то… если не жаль, пусть захватит что-нибудь.
— Хорошо, — напившись из принесенной Олесей чашки воды, серьезно кивнул подросток. — Скажу.
Идея Максима особого доверия у Петренко и Жеки не вызвала — ну не воспринимали они всерьез рассказы о зазеркалье, даже над Петровичем посмеивались, мол, показалось все. Однако консервов и пакетных супов принесли, а про полянку у Светлого, про березу старую обещали рассказать Марине с Лешкой.
— Они на охоту частенько ходят, подозрений не вызовут. Заодно и вам чего подкинут, свежатинки… ну, и новости сообщат — запиской или при встрече.
А вот это было здорово — постоянная связь! Максим улыбнулся и от всей души поблагодарил:
— Спасибо! Не знаю, что бы без вас делали.
— После спасибо скажешь, — поправив очки, отмахнулся Иван Лукич. — Когда срастется все.
* * *
Макс и Олеся отправились в путь, как только гости ушли. Заблудиться не опасались — ночи стояли светлые да и дорогу знали. Шли, конечно, не медленно, но и не сказать, чтоб особо быстро, не торопились, надоело бегать. Уж если скрываться, то вот так, заранее все тщательно подготовив.
Луны и звезд, конечно же, не было — над головами светился желтый туман, освещая дорогу, замерший в таинственной тиши лес, показавшееся впереди шоссе.
— Придем скоро, — улыбнулся Максим. — Не устала?
— Да нет. Мы ж, слава богу, не торопимся. Как будто на прогулку вышли.
— Да уж. Как будто…
Миновав шоссе, пошли по лесной дорожке, потом свернули на тропу, к озеру…
— А вот и наша береза!