Из-за двери раздается тихий, но уверенный вой.
– Пошли, пошли! – командует лейтенант, толкая нас от дома.
Вой набирает обороты.
– Спасибо, Вильям, – говорит лейтенант, протягивая Билли руку. – И простите мне эту небольшую проверку. Я просто обязан был, понимаете? Ну, согласитесь… Все так и есть, Ронни никогда не работал брокером, он капрал морской пехоты и очень хорошо себя чувствует.
У Билли цепочка по-прежнему свисает из кулака. И этот кулак он подносит к физиономии лейтенанта. Без угрозы. Просто тычет кулаком ему в нос.
– А эта Палмер, дура набитая… – лейтенант обрывает фразу и застывает с открытым ртом.
Сейчас Билли ему влепит за «небольшую проверку».
– Вы, мистер Гибсон, – говорит Билли, растягивая слова и глядя сквозь лейтенанта, – всегда были влюбчивы. Но еще вы были неисправимым романтиком. Поэтому ни одной из своих женщин вы никогда не изменяли…
Повисает мучительная пауза.
А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.
– И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…
У лейтенанта из-под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараз – и не проверишь. А и не соврет – не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.
Билли медленно-медленно расплывается в улыбке.
– Такие дела, лейтенант! – победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.
Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.
Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.
– Облегчить вашу участь? – говорю.
Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:
– Как – облегчить?
– Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности – фигушки. Не его амплуа.
Лейтенант недоверчиво на меня косится.
– Это Всевидящий Камень, – объясняю. – Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.
– И такой есть?!
– Айвен! – орет Билли издалека. – Хлоп твою железку, ты идешь, или что?
– Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.
– Как же он так вскрыл мое прошлое?
– Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.
Лейтенант размышляет.
– Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.
Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:
– Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам – бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.
Билли меня уводит, а лейтенант остается стоять на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.
Я это затылком чувствую.
И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком-то затянувшемся безнадежном расследовании, – тоже чувствую.
– Сейчас по пиву и обедать, – мечтательно произносит Билли. – А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.
– Жарковато только.
– А мне самое оно.
– Кто бы сомневался. Билл, давай все-таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?
– Хрена, – Билли мотает головой. – Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.
– А я, значит, могу?
– Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «Мерседесы». Вот на моей исторической родине – точно жопа.
– В Намибии, говорят, «Мерседесов» еще больше, чем в России…
– Эй, мистер! Можно вас на минуточку?
Два шкета лет по десять, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.
– Мистер, мы тут поспорили… У вас же «Локхид Альбатрос Т5»?
– Целых два, сынок, – Билли улыбается во всю физиономию.
– «Тэ-пятая» может выйти в космос?
– Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.
– Я же сказал! – торжествует один шкет. Другой опускает глаза.
– «Тэ-пятой» просто не надо ходить так высоко, – объясняет Билли. – Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.
– Спасибо, мистер.
Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.
– Честный ты парень, Билли, – говорю. – Правдивый.
– Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.
– А если бы он спросил – мистер, у вашей «Т5» какой потолок?
– Тогда бы я сказал – мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 Эволюция»…
– А если он…
– Ванья, почему ты такой зануда?
– Просто болтаю, – говорю. – Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!» Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.
– А мне, – Билли вздыхает, – ужасно хочется за руль. И на трассу.
Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.
Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некой твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля-то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.
Только с годами я понял, что между «ними» и нами есть принципиальная разница. Им можно показывать все, что угодно.
Они просто не осознают.
Вспоминаю свое грустное открытие, и душу заполняет тоска, но я вовремя говорю себе: Иван, это всего лишь посталкогольные страхи.
А тут как раз и бар на дороге случается.