– Сходи посмотри, – сказал Лузгин. – Сходи посмотри…
* * *
Автобус на Зашишевье следующим летом пошел. Целых два рейса в неделю. Лузгина эта новость обрадовала. Впрочем, сам он приехал на машине.
– Рожать, говоришь, осенью? – прищурился Муромский. – Кто намечается, парень небось? Ну, дело привычное. Один-то парень у тебя уже есть!
И Муромский расхохотался.
– Да, – кивнул Лузгин. – Есть отличный парень. У меня. Не у вас.
Муромский почесал в затылке.
– Сам жалею, что так по-дурацки вышло, – признался он. – Долго тут к нему привыкали. Такой народ. Здесь человеку-то, чтобы прижиться, годы нужны, по себе знаю. Ты Вовке это… Привет большой. Скажи, помним, дурным словом не поминаем, всегда ждем в гости. Правда, если сможешь, привози его.
– Посмотрим. Будет оказия – привезу.
– А где это лесничество?
– Севернее, – неопределенно ответил Лузгин. Долинский нашел подходящее для Вовки место чудом, нажав, как говорится, «на все педали». А денег сколько он вбухал в этот проект… Лишний раз светить местонахождение оборотня просто боялись. Пойдут слухи, налетит пресса… Не надо. «Севернее» Вовка, и все. Откуда севернее, насколько – какая разница? «Карелия» – уже слишком точная привязка.
И не лесничество. Биостанция. Вовка там даже образование получал. Читать он пока не приспособился, зато вовсю крал информацию напрямую из голов специалистов. Походя освоил видеосъемку. Научился ловить рыбу, ездить на велосипеде и играть в домино. Биологи к Вовке быстро привыкли и уже забыли, как обходились без него раньше.
Кажется, оборотень был наконец-то счастлив. Еще бы – он запросто вел «в поле» наблюдения, с которыми не управится ни один человек…
Братья Яшины угостили Лузгина фирменным тошнотным самогоном, ударились в воспоминания и расспросы.
– Представляете, – объяснял Лузгин, захмелев, – я ведь ехал сюда, чтобы спокойно разобраться в себе. А угодил вместе с вами в передрягу – и разобрался! Нашел смысл. Понял, зачем я! Вроде бы.
– Слушай, да место здесь такое, – сказал Юра.
– Точно! – подхватил Витя. – Чем дольше тут живу, тем умнее становлюсь. Чувствую, скоро во всем разберусь вообще. Тогда расскажу тебе, Андрюха, а ты книгу напишешь. И назовем мы ее…
– Опять Библия? – предположил Лузгин.
– Нет. «Окончательная книга про жизнь»!
– Слушай, братка, зачем длинно? Назови ее коротко – «П…дец!». Конкретно и понятно.
– Не напечатают, – вздохнул Витя.
Зашишевские хотели знать, как дела у вервольфа, и чуть ли не в любви к нему признавались. Но почему-то одному егерю Сене Лузгин показал свежую фотографию Вовки.
– Как подрос-то! – обрадовался Сеня. – Возмужал. Скоро подружку ему такую же ловить будем!
– Ой, не трави душу. Я этого его возмужания заранее боюсь.
– А ты не бойся, милок, – сказал Сеня. – Ничего не бойся. Видишь, как хорошо все устроилось. И дальше образуется.
Лузгин посмотрел на него исподлобья и воздержался от комментариев. Он теперь знал твердо, что образуется все непременно у всех, только очень по-разному.
В городе стало еще больше рекламы, магазинов и автомобилей. Ездить по-московски здесь пока не научились, и пару раз Лузгин чуть не врезался в аборигенов, закладывавших поперек дороги немыслимые пируэты.
Грэй встретил его, радостно помахивая хвостом. Пес заметно постарел, и у Лузгина от предчувствия скорой разлуки с ним защемило сердце.
Долинский на веранде расчесывал Кате волосы.
– Смотри, как отросли. Скоро будет ниже пояса коса.
Катя мягко улыбнулась Лузгину. Она всем улыбалась.
Потом Долинский унес Катю в дом и вернулся с бутылкой коньяка.
– Ты остаешься, – распорядился он. – Завтра с утра берем Зыкова и едем к Женьке в больницу. То-то капитан обрадуется.
– Если опять не примет нас за вампиров. Или агентов тайного ордена «грядущих».
– С ним уже не так страшно. В прошлый раз Женя был почти адекватен. Доктор говорит, он медленно, но уверенно идет на поправку. Только надо терпеть и ждать. Ничего, мы еще молодые. Дождемся. Да, на обратном пути и к Мишке на могилу заглянем. Помянем нашего живописца. Кстати, Наташа весной умерла, бедная девочка.
– Какая Наташа?
– Дочь генерала.
– Просто умерла?
– Просто, Андрей, совсем просто. Остановка сердца.
– Значит, – сказал Лузгин, глядя сквозь рюмку на заходящее солнце, – ночных осталось двое. И вы вместе. Формально не самый плохой конец истории.
– Формально? А если, – Долинский понизил голос до шепота, – я тебе скажу, что в это полнолуние Катерина вот здесь, на газоне, танцевала?
– Голая.
– Зачем ей при луне танцевать одетой?
– Врешь.
– Она пыталась. Ей трудно держать равновесие, но она уже пыталась.
– Извини, пока сам не увижу, не поверю.
Долинский помялся.
– Вообще я стал ужасно ревнивый, – сказал он. – Но для тебя сделаю исключение по старой дружбе.
– Договорились. Как с вампирами?
– Ноль особей. Пока я здесь ночной смотрящий, вампиров в городе не появится. Заразу подцепили за прошедший год двое. Это случайность, оба были в отъезде, когда мы устроили ту бойню. Местные теперь для упырей невкусная добыча. Мы все на себе носим метку предсмертного ужаса «мастера». Вот, оказывается, как просто решалась проблема – кто мог подумать…
– Не так уж просто. Кстати, ты начальству своему доложил?
– Да. Но сам понимаешь, кому было положено, тот давно знал рецепт выведения упырей. Мне передали на словах язвительное «спасибо» за экспериментальное подтверждение известной теории. Ладно, не пристрелили в благодарность, и то хлеб. Убить меня, конечно, сложно, но если очень постараться… Тебя не дергают больше?
– Нет. Одной беседой ограничились, я даже ничего не подписывал. Объяснил, что печатать нашу историю бессмысленно, а рассказывать глупо. Это, в общем, так и есть.
– Правильно, – кивнул Долинский. – Ведь частный случай, в рамках одного городка. Если бы это угрожало всей стране, тогда мы были бы просто обязаны рассказать людям, а так… Правда ведь?
– Наверное, – уклончиво ответил Лузгин. – Слушай, а что ты сделал с зараженными?
– Отловил на ранней стадии и заставил ломаться. Конечно, теперь никаких душеспасительных бесед. Хватит с меня Михаила. Забираю, сажаю в камеру. Мне специальное помещение выделили.
– И они там дохнут.
– Один умер, другой жив. Пока непонятно, чем это закончится, но парень очень хочет выкарабкаться.