— Здравствуй, Марьяша, — поздоровался он.
Я тоже поздоровался, не высовываясь из-за его спины.
— Здрасте, Михал Матвеевич, — певучим голосом ответила барышня. — Здрасте, Александр Степанович, — добавила она, пытаясь заглянуть за спину Михаилу Матвеевичу.
Я поздоровался и отвернулся, чтобы девушка не смогла меня рассмотреть. Мы вошли в богато обставленную прихожую. Михаил Матвеевич снял габардиновый пыльник и мягкую широкополую шляпу, я, соответственно, треуголку. Одежда на мне выглядела не лучшим образом, и вид у меня был слегка помятый. Марьяша приняла наши вещи, повесила на вешалки и упорхнула в глубь дома.
Вероятно, мой спутник был здесь за своего, и потому без церемоний прошел в соседнюю комнату, оказавшуюся гостиной. Я вошел следом и мельком оглядел интерьер. Здесь жили вполне обеспеченные люди из верхушки среднего класса. Обстановка в комнате была новая, дорогая, но без выкрутасов и излишеств.
В этот момент, шурша шелковым платьем, в комнату вошла молодая, красивая женщина. У нее были пепельного цвета волосы, уложенные в высокую прическу, округлый подбородок, чувственные губы и большие карие глаза. Она ласково улыбнулась Михаилу Матвеевичу и строго посмотрела на меня.
— А вы какими судьбами, молодой человек? Вы, кажется, сегодня должны были уехать в гимназию? Я и репетицию отменила… — говорила она, внимательно вглядываясь в меня, и постепенно на ее лице появилось недоумевающее выражение.
Я понял, что сейчас буду разоблачен, и потому перехватил инициативу.
— Прошу простить, сударыня, — сказал я почтительно, но, как мне показалось, светски раскованно. — Михаил Матвеевич перепутал меня в темноте с Александром Степановичем, а мне чрезвычайно хотелось взглянуть на ваш милый дом изнутри. Вот я и воспользовался его ошибкой. Позвольте представиться, Алексей Григорьевич Крылов.
Пока я говорил, недоумевающее выражение лица хозяйки перешло в насмешливое. Она разглядывала меня, не скрывая иронию. Назвав себя, я замолчал, давая возможность отреагировать на мое признание. Думаю, что я, скорее всего, выглядел совсем нелепо, и мой виноватый вид развеселил хозяйку.
— Весьма польщена, — после небольшой паузы, сказала хозяйка. — Я Екатерина Дмитриевна Кудряшова, здешняя обывательница. Изволите быть местным жителем?
Она представилась и говорила церемонным тоном, смеясь только глазами.
— Нет, я в Троицке проездом. Попал сюда совершенно случайно, а так как мне раньше доводилось бывать в вашем городе, не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как он изменился за последние годы, — пространно объяснился я.
Возможно, я и зарывался, но мне очень хотелось есть. Остаться здесь на ужин было очень соблазнительно.
— Ну и как вам изменения? — поинтересовалась Екатерина Дмитриевна, с трудом скрывая веселые искорки в глазах.
«Чего это она так развеселилась?» — подумал я. Вслух же сказал:
— Впечатляют. Мощеная дорога, фонари. Ваш дом, наконец. Когда-то на этом месте было подворье портного Фрола Исаевича Котомкина…
Договорив фразу, я прикусил язык, но, кажется, поздно. Смешинки в глазах хозяйки пропали, их выражение стало скорее испуганным.
— А что вы о нем знаете? — поинтересовалась она.
Понимая, что зарапортовался, я попытался уйти от прямого ответа и перевести разговор на другую тему.
— Не то что бы знаю… меня больше интересует городское зодчество, вот в этой связи…
Однако, Екатерина Дмитриевна не дала себя заговорить и вернулась к прерванной теме:
— Мой прадед не был столь известным человеком, чтобы о нем помнили посторонние.
— Ну, а если я краевед и знаю о нем по старым записям в городских книгах?
— Вы же не местный житель! — перебила Екатерина Дмитриевна.
— Да, я действительно приезжий и совершенно случайно, исследуя историю, так сказать Отечества, узнал историю вашего прадеда…
Я начал нести такой странный вздор, что сам себе диву давался.
К тому же меня начало покачивать, как будто подо мной был не пол, а корабельная палуба.
— То, что вы правнучка Фрола Исаевича — это чрезвычайно приятно. Надеюсь, он в добром здравии. О-очень почтенный человек, хотя портной, между нами, так себе. Как, кстати поживает его дочь, Евдокия Фроловна? Увидите, передавайте привет…
В голове у меня звенело, и слова произносились машинально, через силу. Почему-то казалось, что меня сейчас выгонят из дома, а очень хотелось есть и страшно было выходить одному в темноту.
— Никогда бы не подумал, что вы Дунина внучка, совсем на нее не похожи, такая красавица, Семен, он тоже… Дедушку вашего зовут Семеном?
Я хотел еще сказать, что был дружен не только с ее бабушкой, но и с дедушкой, но не смог сформулировать мысль и окончательно запутался в словах. Мысли куда-то разбежались, и я растеряно оглядел присутствующих. Сцена была забавная, как в последнем акте «Ревизора». Мне стало стыдно, что я так напугал этих приятных людей.
— Пожалуй, мне пора, — через силу проговорил я. — Очень приятно было познакомиться.
Я попытался поклониться, но голова потянула вниз, а пол начал почему-то приближаться к лицу. Краем сознания я успел зафиксировать женский крик. Потом услышал, как кто-то начал стучать в пол каблуками. Я хотел спросить, что, собственно, здесь происходит, но не спросил, потому что все перемешалось, и спрашивать стало не у кого. Перед моим лицом трепетала занавеска, а сверху, вдалеке, вместо неба, был белый потолок.
Чья-то мягкая ладонь легла мне на лоб, и дребезжащий старческий голосок сказал:
— Смотри, Катя, барин очнулся!
— Бабушка, я тысячу раз просила вас, не называть его барином.
— Прости, милая, но я уж буду по-своему, по-старому, как же не барин, коли барин.
— Кто барин? — поинтересовался я.
Рука на моем лбу дрогнула и исчезла, а надо мной склонилось женское лицо, которое я когда-то видел.
— Как вы себя чувствуете? — спросила женщина, забавно шевеля полными, ярко очерченными губами.
— Хорошо, — ответил я, — только очень хочу спать.
— Вот и замечательно, поспите, мы вам мешать не будем.
Я хотел сказать, что ни рука, ни лицо мне не мешают, напротив, они очень кстати, с ними легко и покойно, но не успел, чувствуя, что проваливаюсь в сон…
Проснулся я от тихого шепота. Взгляд уперся в керосиновую лампу, под зеленым абажуром, стоящую на столе напротив кровати. Такие богато украшенные лампы я видел только на Калужской площади в антикварном магазине, еще в советские времена. Стоили они очень дорого. Эта мысль зацепилась за сознание и мешала сосредоточиться на окружающем.
— Он просыпается, — сказал кто-то невидимый.