— Об этом я уже догадался, — перебил ее я, — мне непонятно, чем они зарабатывают себе на хлеб насущный. Они что-нибудь производят?
— Да, ты, товарищ Алексей, действительно оторвался от партийной жизни, коммуна — это образ жизни, а не фабрика или ферма. Здесь люди просто по-новому живут!
Я уже начал об этом догадываться и сам, видя слоняющихся без дела коммунаров. Кроме песнопений и неудавшейся попытки поломать дом при мне никто ничего не делал.
Расставшись с Ордынцевой, я пошел отбирать сапоги убитого командира продотряда у товарища Августа. Равный среди равных сидел в штабе коммуны, в отгороженном закутке одной из спален. Он пил самогон с товарищем по борьбе за мировую революцию. Правда, когда я, постучавшись, вошел в штаб, они чинно сидели за столом и были заняты идеологической работой, читали потрепанный труд Карла Маркса «Капитал». Однако, запах в тесном помещении был такой красноречивый, что усомниться, в том, чем они на самом деле заняты, мог только очень наивный человек.
— А, это ты, товарищ Алексей! — обрадовался моему приходу товарищ Телегин-Бебель. — Заходи, не стесняйся, мы вот тут с товарищем Францем Мерингом спорим, прав был товарищ Маркс, когда критиковал несогласных товарищей или не прав?
— Маркс всегда прав, он как основоположник не может ошибаться. Поэтому спорить о его правоте — идеологическая диверсия, — сразу же взял я быка за рога, желая, наконец, получить заинтересовавшие меня сапоги.
— Ты это в каком же разрезе дебатируешь, товарищ?
— В каком надо, в том и дебатирую, где мои сапоги?
Товарищ Август был уже порядком пьян, потому смел и сразу сдаваться не хотел:
— Ну, скажи ты мне, товарищ Алексей, на что тебе эти старые сапоги? Но них и глядеть-то противно. Пустячные сапоги!
— Не твое дело, — грубо ответил я, — Не хочешь отдавать — снимай куртку!
— Ладно, чего ты сразу платформу подводишь! Товарищ Меринг, — обратился он к собутыльнику, тщедушному мужику, одетому в нагольный полушубок прямо на голое, желтое тело, — будь товарищем, сбегай ко мне в кладовку и скажи товарищу Ольге, чтобы она принесла сапоги, что я ей давеча передал на хранение. Товарищ Алексей очень до них лютует, как какой-нибудь буржуй!
Тщедушный согласно кивнул и вышел из закутка.
— Ты говори, да не заговаривайся, — набросился я на коммунара, — за буржуя ответишь! Не забывай, что ты при свидетелях усомнился в правильности учения Карла Маркса!
— Да что ты, в самом деле! — плачущим голосом воскликнул Август, с отвращением глядя на толстенный том «Капитала», содержащий неведомые ему глубины человеческой мысли. — Ежу понятно, что я это не всерьез говорил, а шутейно!
— Не знаю, не знаю, товарищ, — зловеще сказал я, — у нас последнее время складывается мнение, что у тебя с товарищем Карлом Марксом возникли серьезные идеологические разногласия.
— Выпить хочешь, товарищ? — неожиданно спросил коммунар, вынимая из-под стола четверть самогона. — Ольга гнала, чистый как слеза!
— Закусить есть чем? — поддержал я инициативу снизу, заинтересованный не столько напитком, сколько закуской.
— А как же, — лукаво ответил он, вынимая из ящика стола здоровенный кусок белоснежного сала и соленые огурцы. — Годится?
— Еще бы, — ответил я.
В этот момент в дверь осторожно постучали, и к нам присоединилась дородная, румяная женщина.
— Товарищ Август, звал? — спросила она, поведя бедром знающей себе цену женщины.
— Входи, товарищ Ольга, — пригласил коммунар. — Вот этот товарищ из центра тобой оченно интересуется.
Я никакими коммунарками не интересовался, но промолчал, рассматривая местную звезду.
— Скажете тоже, интересуется! — деланно смутилась Ольга, словно отмахиваясь от предстоящего комплимента. — Оченно я им нужная!
— Ты, товарищ Ольга, попусту не спорь, ты прямо, по-большевистски скажи, дашь этому товарищу или не дашь?
Я, честно говоря, не сразу въехал, что имеет в виду товарищ Август, однако, женщина поняла его правильно:
— Они ничего, молодые, гладкие, ежели, конечно, нальют, и закуска, то почему не дать! Особливо если товарищ этим делом интересуется! А сам-то, товарищ Август, в обиде не будешь, не заревнуешь?
— Мне для боевого товарища ничего не жалко, — четко очертил свою партийную позицию товарищ Телегин-Бебель.
— Сначала сапоги, а потом будем разговаривать о любви, — упрямо сказал я, удерживаясь от неимоверного соблазна обладать такой роскошной и редкой в голодную годину женской плотью.
Еще Федор Михайлович Достоевский в романе «Бесы» отмечал, что социалисты и коммунисты очень жадны до собственности, и чем больше коммунист, тем жаднее. Однако, коммунар меня своими действиями все-таки удивил. Понимаю, если бы вопрос касался чего-то ценного, а не стоптанных сапог.
— Ладно, товарищ Ольга, принеси те сапоги, что я тебе вчера отдал, — поняв тщетность надежд на мировую гармонию, распорядился товарищ Август. — Пусть мой дорогой товарищ и боевой друг ими подавится.
Ольга, тоже недовольная таким развитием событий, сердито посмотрела на меня, на стол украшенный самогоном и салом и, презрительно передернув полным плечом, пошла за сапогами. Как только она вышла, коммунар плеснул в жестяные кружки напиток и отмахнул немецким штыком по куску сала.
— Давай, товарищ Алексей, пока нам не мешают рядовые члены, выпьем с тобой за мировую революцию!
Мы выпили и закусили вкусным, нежным салом.
— Вот так после победы мировой революции будет выпивать кажный трудящийся человек! — пообещал он.
Вернулась с сапогами запыхавшаяся товарищ Ольга, острым взглядом оглядела стол.
— Уже успели? Не могли меня подождать? — с упреком спросила она.
Сапоги, чуть не ставшие яблоком раздора, действительно не стоили ломаного гроша. У них были широкие, раструбами, сто лет не чищенные, порыжевшие от времени голенища, протертая до сквозных дыр подошва и заскорузлая, потрескавшаяся кожа. Непонятно было, зачем они понадобились низкорослому продотрядовцу. С товарищем Августом, напротив, было все ясно, он обладал фантастической скупостью, и что-то отдать ему было тяжело исключительно из моральных соображений.
— Вот, забирайте, — небрежно сказала женщина, ставя сапоги посередине стола. — Вам сапоги интереснее, чем живой товарищ!
Возразить было нечего, а так как товарищ Август продолжить застолье и насладиться любовью коммунарки больше не предлагал, я забрал опорки и ушел из штаба.
В гостевой комнате раздетая по пояс товарищ Ордынцева мыла в тазу голову. После своего вчерашнего вынужденного стриптиза я не стал извиняться, вошел и сел на топчан.
Даша без красноармейской формы оказалась тоненькой, стройной девушкой с худенькой спиной. Лицо у нее было в мыльной пене, и она не увидела, кто вошел.