Я напоил ее клюквенным морсом и гладил по голове, бормоча абстрактные утешительные слова, уместные в любых случаях. Постепенно она успокоилась. У меня же на Тихона, посмевшего плохо думать об Але, начал расти большой зуб. Представить, что думают о женщинах в такой ситуации, было не очень сложно.
— Нет, Алеша, — вдруг сказала она, — это совсем другое. Он, он, — она опять собралась заплакать, но все-таки договорила: — думает, что ты черт.
— Черт? — переспросил я и облегченно засмеялся. — Почему именно черт?
— Не знаю. И еще, — она нахмурилась, долго взвешивала говорить мне это или нет, потом все-таки решилась, — и еще он подумал, что ты глупый, раз меня выбрал… И совсем это не смешно!
— Почему он так подумал? — спросил я, отсмеявшись.
— Потому что я некрасивая.
— Ты некрасивая! — только и сказал я, после чего посмотрел на нее с таким вожделением, что слезы сами собой высохли, девушка зарделась, хихикнула и отвела взгляд.
— Жарко мне что-то, — кокетливо сказала Аля, резко меняя тему разговора.
— Что же ты раньше не сказала! — засуетился я.
Действительно, с того времени, как ее знобило, лежала укутанная до подбородка одеялом. Я тут же сдернул его, совершенно забыв, что она лежит без рубашки. Аля попыталась поймать край одеяла и снова закрыться, застеснялась и отвернулась от меня.
— Да ты совсем мокрая! — всполошился я, не обращая внимания на ее наготу. И тут же взял полотенце и обтер ее.
— Сейчас поищу простыню, — опрометчиво пообещал я. Искать в комнате было негде. — Полежи пока так, а когда вернется Тихон, я велю принести. Тебе не прохладно?
— Нет, — односложно ответила Аля и неожиданно добавила, так и не взглянув на меня, — если тебе уж так хочется, можешь меня поцеловать. Я не настолько плохо себя чувствую.
Удивительное дело, но, похоже, что у нее начал меняться лексикон. Во всяком случае, она стала говорить более грамотно и связно, чем раньше. Мне стало любопытно, с чего она взяла, что мне хочется ее поцеловать. Конечно, хочется, но я вроде так уж конкретно об этом не думал.
— Думал, — тут же отреагировала она, — все время думаешь. И не бойся, я не умру, — сказала она и вдруг докончила прерывающимся голосом, — ну, целуй меня скорее!
Я, конечно, ее поцеловал, и не один раз, и не только в лоб. Однако — очень осторожно, памятуя о возможных осложнениях болезни.
В это время вернулся Тихон с бутылкой вина. Не впуская его в комнату, чтобы он не пялился на Алю, я отослал его разыскивать простыню, пообещав, если быстро обернется, налить стакан мадеры. Его, понятное дело, тут же как ветром сдуло.
Я вернулся в комнату. Аля лежала, приняв очень соблазнительную позу и, похоже, не капельки меня не стеснялась.
«Чудеса, — подумал я, — только что глаза поднять стыдилась, а теперь такая раскованность».
— Так я и думала, ты меня презирать будешь, а не наоборот, — опять вмешалась она в мой внутренний монолог, — и прости меня, Алешенька, я немного посплю, чтой-то очень устала.
— Конечно, поспи, милая. Вот выпьешь сейчас таблетку и поспишь.
Я повторил медикаментозный курс.
Кстати под кроватью обнаружился роскошный ночной сосуд, так что и эта проблема была решена. Пока я возился с лекарствами, прибежал Тихон с простыней. Я укрыл больную, прихватил с собой мадеру и пошел амикошонствовать со слугой в коридоре. От мадеры Тихон расчувствовался и понес ахинею. Я заскучал и вернулся в комнату, оберегать сон болящей. Аля спала хорошим глубоким сном. Я полюбовался на ее юное лицо и принялся философствовать о странностях влюбленности, о том, как любовь превращает нормального человека в сентиментального придурка. Причем большинство из нас теряет всякое понятие о реальности и начинает верить, что только эта женщина способна заполнить для него весь мир, только она нужна ему на всю оставшуюся жизнь, только с ней он может быть счастлив.
Неожиданный приход подвыпившего предка, слава Богу, прервал мои пустопорожние построения.
— Петухов с девками хором поет, — сообщил громогласно Антон Иванович, не обратив внимания на спящую Алю.
— Тише ты, крепостник! — шикнул я на него, показывая глазами на девушку. — Аля заболела.
Я объяснил, что произошло, и Антон Иванович, то ли искренно, то ли из вежливости продемонстрировал сочувствие.
— Я за своим крепостным-оброчником в город послал, — сообщил он, — пусть соорудит тебе какую ни есть одежонку. А то, что тебе здесь с девкой киснуть? Петухов до завтра нипочем не уедет, слишком много выпил.
Мне показалось, что много выпил не один Петухов.
— А почему тебе к нам не присоединиться? — набрел на старую идею Антон Иванович.
— Не хочу, чтобы твой Петухов по округе про меня рассказывал, — повторил я давешние аргументы.
— А почему бы тебе не сыскать одежду в дядюшкиных сундуках? — высказал новую мысль предок. — У него ведь должен был быть гардероб? Должен! Тишка! — закричал он, опять забыв про спящую Алю. — Отведи барина в кладовую и покажи сундуки.
Отдав распоряжение и попросив зажигалку, чтобы удивить Петухова, Антон Иванович наконец удалился. Мы же с Тихоном пошли искать ключницу, распоряжающуюся всем в доме. Ею оказалась полная, угрюмая женщина по имени Пелагия Ниловна. Тихон, льстя и, почему-то труся, передал ей распоряжение хозяина.
Идея допустить меня до сундуков Пелагеи Ниловне очень не понравилась, и она начала что-то недовольно бурчать по нос. Я немного послушал и, видя, что если не проявлю инициативы, никаких сундуков мне не видать, рявкнул на жадную женщину и пообещал навести на нее порчу. Только после угрозы она согласилась отвести меня в святая святых.
В кладовой, запертой на пудовый висячий замок, оказалось пять здоровенных сундуков. Сделаны они были на века, с врезными замками, и имели весьма древний вид.
Это меня удивило. По словам Антона Ивановича, дядюшка его владел имением лет пятнадцать, сундуки же были какие-то доисторические, совсем не в едином стиле с европеизированной мебелью.
Я принялся расспрашивать ключницу об их происхождении. Пелагия отвечала очень неохотно, но, в конце концов, купилась на лесть — я именовал ее «хозяюшкой» и всячески подчеркивал высокое положение в доме — и разговорилась. По ее словам выходило так, что поместье постоянно то уходило в частные руки, то возвращалось в казну.
Сундуки стояли на этом месте, сколько она себя помнит, и после очередной смены хозяев в них складывалось все, что от тех оставалось ценного. Дядюшкины вещи занимали только часть четвертого сундука, пятый еще вообще пуст.
От перспективы прикоснуться к пыли времен у меня проснулся исследовательский пыл, совершенно не одобренный Пелагеей Ниловной. Она начала валять ваньку с ключами и всячески отговаривать от экскурса в историю. Не помогли ни лесть, ни угрожающие намеки. Пришлось прибегнуть к испытанному векам средству — послать верного Тишку за бутылочкой красненького. Против неведомой мне доселе мальвазии добрая женщина не устояла. Мы мирно распили одну «бомбу» и, отправив Тихона за второй, преступили к археологическим изысканиям.