Я огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. Мне нужен был предмет, символичный, как ледоруб Роджера. Надо же – он все-таки принес нам счастье. Мы увидели его и, кажется, избежали серьезной опасности. А если сейчас ну хоть одна таратайка ржавая на дороге появится, так и самому Роджеру сможем в меру сил отплатить за добро… «Кристи, секунду. Я быстро». Под насыпью валялись мои многострадальные лыжи. Я сбросил ботинки, переобулся и, радуясь, что ничего у меня пока еще не болит до состояния полного столбняка, принес некогда яркие и красивые, а теперь до неузнаваемости ободранные железяки наверх. Достал нож, выдвинул отвертку, и принялся сосредоточенно развинчивать задники креплений. Все еще слегка всхлипывающая Кристин медленно шнуровала свои горные башмаки и с неподдельным интересом следила за моими действиями. Со звоном полетели на асфальт пружины, и вот у меня в ладони оказались фиксаторы – два узких блестящих металлических колечка. Моя любимая уже все поняла, и лицо ее светилось. Ох, ну когда же машина?! Тут не то что пожениться, а и отцом стать успеешь. «Кристин, прими мою руку и мое сердце. Будь моей женой». – «Да… Да. Да, любимый». Мы обменялись кольцами. Поцеловались. Чего-то еще не хватало, я только не мог вспомнить, чего именно. «Господи, неужели это на самом деле? – прошептала Крис. – Мне кажется, я сплю, в жизни так не бывает. Поль, я так люблю тебя, Поль, милый, единственный…» И я вспомнил. «Нет, любовь моя, ты не спишь. Мы сделали это. Понимаешь? Мы сделали это!!! Круг почета, Кристи! Все сбылось».
Мы поднялись с отбойника и встали спиной к спине. Только кружок получился у нас очень маленький – ну какой, действительно, круг почета без снега, без лыж на ногах. Да и ноги эти подгибались. Но зато поцелуй, которым положено завершать круг, удался на славу. Мы стояли, обнявшись, и я подумал – наконец-то исчерпались все пророчества. Сновидение, полностью сбывшись, утратило надо мной власть. Теперь можно было начинать просто жить.
Из-за поворота выкатился огромный длинный грузовик с двумя прицепами. Я шагнул на середину дороги и поднял к небу окольцованной рукой ярко-красный горнолыжный ботинок. Ощущение кольца на пальце было непривычным и переполняло меня гордостью. Ну, а ботинком я свалю автопоезд в канаву, если он не захочет остановиться. Угадайте, каким образом…
Водителю повезло – он нажал на тормоз.
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, повернулся и зашвырнул ботинок далеко в лес.
Очень далеко. От греха подальше.
Битый час меня допрашивали. Не расспрашивали, а именно допрашивали. Заставляли без конца повторять одно и то же, и все твердили, что я должен, должен, должен – ответить, вспомнить, описать, сообщить. Казалось, действия террористов интересовали их в последнюю очередь, гораздо важнее была обстановка в Моннуаре с момента схода лавины и до злополучного рассвета. Это-то из меня и выковыривали, да так нагло, будто я у Роджа не горнолыжным инструктором работал, а полицейским осведомителем. Наверное пытались вычислить наводчика – или хотя бы установить, был ли он. Тоже вариант – уж больно четко и быстро вышли захватчики на Моннуар. Я отвечал, вспоминал, описывал, все больше убеждался, что наводчик действительно был, и сам пытался догадаться – кто? – но результатом моих дедуктивных усилий стало лишь стремительно нарастающее отупение. Мозги плавились и скукоживались. А по ним колотили идиотскими вопросами. «Значит, ваш коллега Пьер фактически весь день пробыл в лесу? Скажите, Поль, какой модели у него хэнди?» – «Понятия не имею. Старье с маленьким экраном». – «Без навигационной системы?» – «А для чего ему? В окрестностях Моннуара он знает каждый бугорок». – «То есть, хэнди у Пьера не сателлитный, вы уверены?» – «У нас у всех обычные мобильники. Ведь ретранслятор в двух шагах, прием устойчивый, а высоко в горы забираться просто незачем. Даже Роджер держал сателлитный телефон на всякий случай, потому что положено. И не очень умело с ним обращался». – «Почему вы так решили?» – «Весь день он носил с собой инструкцию. Из одного кармана торчала антенна, из другого – эта книжечка». – «С чего вы взяли, что это была инструкция?» – «Я умею читать». – «А у Тони какой хэнди?» – «Ну зачем Тони сателлит?! Куда ему два телефона?! Да он удавится скорее. Такой же крохобор, как и все европейцы». – «Простите?…» – «Вот я сейчас адвоката потребую, он вас так простит, мало не покажется…»
Спина болела все сильнее, где-то в районе десятого позвонка – отомстил мне термос за свою безвременную насильственную смерть. И с головой было плохо, соображать она больше не могла, выработала лимит. Голове хотелось в гостиницу, куда увезли Крис – уткнуться любимой в плечо и так лежать, – несчастной, запуганной, распухшей. Бессонной. В меня разом закачали столько кофе, сколько я принял, наверное, за всю жизнь. Точнее, мне поминутно совали в руку стакан, а я, дурак, автоматически отраву прихлебывал. Так что спать не хотелось совершенно, только кончики пальцев дрожали, сердце отчетливо бухало, да в сортир я просился каждые десять минут по-маленькому – чистой воды овердоза. Недаром спортсмены избегают кофеина, слишком много у него побочных эффектов, совершенно лишних и на стадионе, и на горе. Думаю, меня нарочно глушили этой пакостью, я ведь от нее еще и злился помимо всего прочего. В какие-то моменты казалось, что главная моя задача – не отвечать, а удерживаться от ругани.
«Поль, давайте еще раз с того момента, как вы покинули комплекс. Итак, вы положили в карман ракеты и направились к выходу…» – «Я не брал ракеты специально, они уже лежали, где им следует». – «Почему?» – «Загляните на сайт Корпуса Спасателей, там есть нормативные документы, где написано, почему». – «А вы нам так расскажите». – «А может, вам мой адвокат расскажет?» – «Поль, мы устали повторять, это не допрос, вы добровольно согласились…» – «Вот я сейчас добровольно соглашусь на адвоката, и посмотрю, как это вам понравится». – «Хорошо, вы не брали ракеты специально, а как тогда они попали к вам в карман?» – «Они там всегда были». – «То есть?» – «У-ух, как же вы мне надоели, чайники несчастные!» – «Это на каком языке? Между прочим, вы говорите по-арабски, Поль?» – «Разве в Моннуаре арабы?» – «Там разные люди… Так вы не ответили». – «Нет, я не знаю ни слова по-арабски». – «Тогда вернемся к ракетам». – «Вернемся. Куртка инструктора продается уже заряженной. Я ее купил, надел, и с этого момента ракеты всегда были со мной. Они лежали в специально для них отведенных гнездах. Левый верхний наружный карман». – «Да, но когда мы вас нашли, вы были без куртки». – «Вы меня нашли?! Это я вас нашел!» И так далее.
Время от времени мучители давали мне тайм-аут – приходили люди с план-схемой Моннуара, и тогда я отдыхал, рассказывая, куда открывается какая дверь. Я все порывался спросить – как там? – и ни разу мне не ответили. Только сыпали градом новые вопросы, и оставалось лишь надеяться, что с Крис обходятся все-таки помягче. Ежегодно оказываться в роли допрашиваемого, это и для русского-то много, если он не настоящий уголовник, а для француза уж точно чересчур. Одна радость – я точно знал, что ни в чем не виноват, никаким боком, и в особенности не виноват перед Крис. Увы, Дитрих, глава операции, кажется, придерживался несколько иного мнения. Я для него был парнем, уже однажды побывавшим под следствием, а наш с Крис фантастический побег – всего лишь крайне сомнительной историей, наводящей на всякие размышления. Я отлично себе представлял, как мы Дитриху подозрительны. Эта белобрысая немецкая дылда с косой саженью в плечах и отчетливыми кровавыми мальчиками в глазах, похоже, ни разу в жизни не стояла на горных лыжах, а училась только одному – ловить нехороших парней. И больно им делать, больно. Теоретически я против таких дитрихов ничего не имел. Но честное слово, в компании двоих оперативников, которые мне уже осточертели со своими вопросами, я себя чувствовал более или менее комфортно. А вот стоило их шефу оглянуться в нашу сторону – ощущение безопасности испарялось.