— Еще чуть-чуть, — прямо в ухо прокричал Владос. — Там, внизу, есть пещера.
— Что?
— Пещера?
— Почему вчера?
— Да не вчера — пе-ще-ра! Идем!
Грек потянул приятеля за руку. Спуск стал заметно положе, а затем тропинка и вообще юркнула под кроны деревьев.
— Сюда, — остановившись у плоского камня, Владос махнул рукой.
Интересно, как он здесь разбирался, в этой мгле? Грек кивнул вперед:
— Вон, там — пещера.
Хоть убейте, но Лешка не видел в указанной стороне ничего похожего на пещеру. Там и скал-то вроде бы не было — одни кусты да деревья.
— Идем, идем! — подбадривал Владос. Господи, опять колючки! Ну, хорошо — не ущелья. Следом за греком юноша юркнул в кусты, снова царапая лицо и руки. Колючки кончились, пошел самшит, ивы…
— Эй, Владос!
Приятель внезапно пропал! Вот только что шел впереди и…
— Сюда! — донеслось из кустарников. Лешка пошел на голос…
И в самом деле, это оказалась пещера. Со всех сторон прощупывались каменистые своды, а видно ничего не было — одна кромешная тьма. Ну, хорошо хоть сухо, это уж парень чувствовал. Рядом тяжело дышал грек.
— Ты в порядке? — отдышавшись, негромко спросил Лешка.
Владос не понял:
— В чем?
— Ну, как себя чувствуешь?
— Бывало и хуже.
— Сейчас бы костерок развести, одежку просушить, согреться, — Лешка мечтательно потянулся. Да, обсушиться бы не мешало. — А то можно и воспаление легких схватить!
— Чего? — опять не понял напарник.
— Костер бы, говорю, хорошо.
— А… Сейчас разведем.
— Что? — теперь наступила Лешкина очередь удивляться. — У тебя что, спички есть?
Владос не отозвался, лишь послышались удары камня об что-то железное.
— Алныз положил в мешок огниво, — пояснил грек. — А дрова тут есть, правда, немного — этой пещерой частенько пользуются пастухи, как раз вот в таких случаях.
— Пастухи?! — Лешка насторожился. — А сюда они не придут?
— Ну и придут? Ничего… Мы тоже прикинемся пастухами Ичибея Калы. Перегоняли, мол, скот, да вот заплутали в бурю. Погодка-то…
— Да уж, так и шепчет — займи, но выпей!
— На! — Владос протянул флягу. Ту самую, серебряную, с узором.
Лешка глотнул — вино! Вкусное, согревающее.
— Ну, клево! Живем!
Тем временем грек все ж таки высек искру и, раздув трут, стал потихоньку подкладывать хворост. Трепетные язычки желтого пламени, занявшись, потянулись кверху — видать, где-то там имелось отверстие — дымоход.
Сняв мокрую рубаху, Лешка пододвинулся поближе к огню, протянул руки:
— Хорошо! Как ты думаешь. Владос, не пора ли поужинать?
— Поесть? — грек примостил рядом с костерком плащ. — А пожалуй.
Он вытащил из котомки лепешки и мясо:
— Кушайте на здоровье, уважаемый господин Али! Не прикажете ли подать жареного на вертеле кабана, фаршированного шафраном, гвоздикой и тушенными в белом вине перепелами?
— Спасибо, господин Владос, — с полным ртом отозвался Лешка. — Фаршированного кабана мы, пожалуй, оставим на завтра.
Оба захохотали. Они смеялись долго, видно, сказывалось нервное напряжение, полученное за день. А снаружи бушевала буря, и порывы ветра порою швыряли в пещеру холодные звонкие капли, плотные, как пулеметная очередь. Уютно пахло дымом.
— А наш костер не заметят? — отсмеявшись, запоздало озаботился Лешка. — Ведь ночью огонь виден издалека!
— Сейчас буря, — меланхолично отозвался грек. — И дождь. Не думаю, чтобы хоть кто-то здесь шастал в этакую непогодь. Проведем здесь ночь, а утром, пораньше, уйдем.
— Логично, — улыбнувшись, кивнул Лешка. Подстелив уже почти высохший плащ, он лег на живот и долго смотрел на огонь и незаметно уснул, вытянув руки.
Проснулся от холода — костер в пещере давно погас, а вино, увы, кончилось — Владос со смешными ужимками тряс флягу. Снаружи пробивался утренний свет, и Лешка, недолго думая, высунулся на улицу — в небе сияло солнце.
— Солнышко! Вот здорово, Владос!
Помочившись в траву, юноша повернулся к пещере… И вздрогнул — прямо перед ним, в окружении верных воинов, стоял Ичибей Калы и гнусно…
Родные не смущают их, сосед им не помеха; И стыд забыв, они любви становятся рабами…
Поэма о Василии Дигенисе Акрите
…Скалил зубы!
Вот, гад! Выследил все-таки, сволочь!
Позади, за Ичибеем, маячил здоровяк Кызгырлы и кудрявый мальчишка Алныз.
И этот здесь… предатель!
По знаку хозяина, слуги, словно пущенные с тетивы стрелы, набросившись, скрутили беглецам руки.
— Шакал! — подойдя ближе, Ичибей Калы хлестнул Лешку по щекам, а затем больно пнул в бок.
Юноша застонал, скривился и, сплюнув кровь, с ненавистью уставился на хозяина:
— Сам ты шакал, паразитина! Сквалыжник чертов! Владос, переведи, брат. Пусть позлится, все веселей помирать. Скажи этому уроду, что…
— Думаю, он и сам догадывается о твоих словах, — повернув голову, через силу улыбнулся грек.
— …что у меня есть одно хорошее предложение насчет его доченьки!
— Что говорит этот пес? — нахмурившись, осведомился Ичибей Калы.
Владос добросовестно перевел и, скосив глаза, удивленно посмотрел на Лешку. Тот, ничуть не смущаясь, подмигнул приятелю, и нагло потребовал отпустить руки.
— Что ты можешь знать про мою несчастную дочь, подлая урусутская собака?! — воздев руки к небу, гневно вопросил Ичибей. — Ты же сам ее обесчестил — об это судачат все мои соседи — и скоро понесешь заслуженную кару! О, ты, шакал, не умрешь быстро, нет, ты будешь стонать, реветь, как…
— Ой, надоело уже слушать все эти угрозы, — Лешка сплюнул. — Владос, скажи ему, он намерен разговаривать по делу или так и будет брызжать слюной?
Грек подождал, пока красноречие Ичибея иссякнет, потом перевел и тут же передал ответ:
— Будет. Правда, добавил, что это все равно не спасет тебя от смерти… впрочем, и меня тоже.
— Ладно, еще посмотрим…
— Что ты задумал, Али?
— Увидишь.
Лешка вел себя так важно, будто сейчас просто-напросто снисходил до беседы с бывшим хозяином. А у самого все внутри сжималось холодом — сырая была идея, только-только пришедшая в голову. Ее бы обдумать как следует, вот тогда… Но — некогда было обдумывать.