Лешка пожал плечами:
— Да никто… Постойте! Парень один подходил, монашек. Попить спрашивал…
— Попить? — вздрогнул Георгий. — И что ты ему дал?
— То, что и было — вино.
— Вино?! Так еще Великий пост не закончился!
— Какой еще пост? — лениво отмахнулся Лешка.
— Обычный пост. Предпасхальный. Неужто, монашек вино пил?
— Да пил… Впрочем, может, он и не монашек вовсе… Короче, я не спрашивал.
Владос наморщил лоб:
— Надо бы его отыскать, этого твоего монашка. Больно уж подозрителен! В пост вино пить! Ладно мы, грешники… Кстати, Георгий, а ведь ты, кажется, постриг принимать собрался?
— А я его и не пил, вино ваше, — обидчиво поджал губы юноша. — Чай, знаю, что пост.
— Ты-то не пил, а вот монашек…
— Ой, отстаньте, — замахал руками Лешка. — Пил — не пил, какая разница? Может, это и не монашек был вовсе. Униформу вашу сам черт не разберет, при всем желании.
И тем не менее молодого монашка занесли в разряд подозреваемых первым. Просто потому, что первым на глаза попался. В судовой книге монахи-паломники значились, но вот идентифицировать парня оказалось невозможным — возраст указан не был, ну и, конечно, фотографий тоже не имелось. Поди тут, разыщи.
— Ну, хоть как он выглядел-то? — допытывался на ходу Владос.
— Такой, худющий, щеки впалые. Волосы темные, нет, не черные, темнорусые, лицо смуглое, глаза… глаза, кажется, светлые — серые или голубые. На вид лет тринадцать – пятнадцать.
— Найдем, — успокоил грек. — Не так и много тут отроков, тем более — монахов.
Сказать, однако, оказалось куда легче, чем сделать. Приятели несколько раз обошли всю палубу: бак — левый борт — корма — правый борт — снова бак — и так по кругу. Нет, монахи были, и подходящие по возрасту субъекты попадались, — но все не те. Один — светловолосый, второй — кудрявый, третий — толстяк. Четвертый вообще — негр.
— Да ну его к черту! — вконец разозлился Владос. — Забился, небось, в какую-нибудь щель, да дрыхнет. О! — повернув голову, он вдруг весело взглянул на своего спутника. — Знаешь что? Давай-ка, мы чуть позже поищем — во время вечерней молитвы. На молитву-то уж это тип, всяко, вылезет, иначе какой он монашек?
Лешка улыбнулся. Да, это была неплохая идея, и, конечно, сработает… в том случае, если отрок и в самом деле монах, а не прикидывался.
Ближе к вечеру, когда над мачтами судна уже начинало синеть небо, корабельный священник — здоровенный рыжебородый батюшка — ударил в установленный на корме колокол и, подойдя к балюстраде, зычным басом начал молебен, на который собрались почти все пассажиры, за исключением немногочисленных католиков и мусульман.
Прячась за мачтами, Лешка и Владос пристально разглядывали пассажиров, выискивая более-менее подходящих по возрасту. И снова, как назло, попадались не те…
После молитвы друзья поднялись к шкиперу, попросив о свидании с Георгием. Парень был заперт в узенькой угловой каморке на баке, куда время от времени проникали вкусные запахи из расположенного по соседству камбуза. Провожатый отпер замок и предупредил:
— Только не очень долго.
Друзья еле втиснулись в полутемное помещение:
— Ну, как ты?
Георгий пожал плечами и улыбнулся:
— Лекарь приходил, сделал перевязку. Руки скоро совсем заживут.
— Вот и славно. Раскопал что-нибудь новенькое? — Лешка кивнул на разбросанные по всему ложу списки.
— Один купец очень подозрителен — Хрисанф из Галаты. Сами подумайте — православный ромей — и живет в генуэзском квартале, среди католиков!
— Хрисанф из Галаты, — негромко повторил Владос. — Хорошо, запомним.
— А у вас как дела?
— Да так себе… Ищем. Наверное, никакой это не монах. По крайней мере, на вечерней молитве мы его не видали.
— Может, просто не увидели?
— Да нет, смотрели внимательно, ты уж поверь.
— А если он католик?
— Католик? — парни переглянулись. — А вот об этом мы не подумали.
Георгий улыбнулся:
— Заходил Василий, шкипер. Сказал, что, как и уговаривались, вплотную занялся вашими соседями по палубе — их ведь не так и много.
— Какой Василий – шкипер? — удивленно переспросил Лешка. — Он же — Абдул Сиен.
— Абдул — это простое имя, — авторитетно разъяснил Георгий. — А Василий — крестильное.
— Ах, вон оно как.
Простившись с узником, друзья поднялись на палубу. Ветер раздувал зарифленный парус на передней мачте — фоке, в черном ночном небе сверкали звезды.
— А наш шкипер не дурак, — заметил грек, посмотрев на парус — один-единственный, все остальные были убраны. — Потихонечку ползет себе и ночью. Видно, и без всяких портоланов хорошо знает фарватер.
— А что, обычно суда на ночь пристают к берегу? — Лешка заинтересованно посмотрел на приятеля.
Тот кивнул:
— Чаще всего. Однако сейчас ветер небольшой, а на берегу — турки. Вот шкипер и взял мористее. Видишь, фонари на корме и баке?
— Угу.
— Это чтоб случайно не столкнуться с другим судном.
— Слушай, — замедлив шаг, Лешка ухватил Владоса за рукав. — А, может, похититель как раз и рассчитывал на то, что ночью корабль бросит якоря в какой-нибудь бухте? Чтоб незаметно сойти! А что? Бросился в воду, проплыл — вот и берег, турки!
Грек скептически усмехнулся:
— Ничто не помешает ему сойти и в Константинополе. В столице полно турецких лазутчиков.
— Да, но мне кажется, что покинуть судно в укромной бухте куда безопасней. Давай-ка расспросим вахтенных — никто не интересовался стоянкой?
— Так они нам и сказали.
— Не нам, так шкиперу… А, кстати, сегодня на вахте Саид!
Владос вдруг улыбнулся:
— Ну, пойдем тогда. Заодно вина выпьем.
Каждому пассажиру судна, как, впрочем, и матросам, полагался паек: вяленое мясо или рыба, оливки, небольшая лепешка, поллитра пресной воды в день и два литра вина. Вино приятели еще не успели до конца выпить, а потому, прихватив у боцмана кувшин, пошли искать Саида, который обнаружился на баке, у самого бушприта — как старший вахты, пришел проконтролировать юнгу.
— Расспрашивал ли кто-нибудь о стоянке? — матрос с видимым удовольствием глотнул вина — кстати, несмотря на пост, который здесь, на корабле, все ж таки соблюдался не очень строго. — Да нет, вроде бы никто не обращался. Ника, тебя никто не спрашивал?
Ника — желтоволосый подросток-юнга — отрицательно качнул головой. Вахтенный подал плечами: