— Повернись, — повторила она.
— Нет, — сказала я, но тверже и решительнее, чем прежде. В дверь опять позвонили.
— Роза! — сверху крикнул Артур. Розалин не пошевелилась, и мы услышали, как Артур стучит каблуками, сбегая вниз по лестнице. — Понятно, — посмотрев на нас, проговорил он с расстроенным видом и открыл дверь.
— Уэсли!
— Фургон уже здесь. Или, может, еще рановато? Эй, Тамара, привет! — произнес Уэсли, глядя мимо Артура.
Розалин сощурила глаза так, что от них остались лишь узкие щелки.
Я улыбнулась. Правильно, у меня есть друг, о котором она понятия не имеет.
Широко открыв глаза, я стала пристально смотреть на Уэсли, чтобы он понял, в доме творится неладное. У меня не было ни малейшего желания отпускать его и Артура.
— Увидимся позже, — сказал Артур. Дверь за ними закрылась, а мы с Розалин все также стояли друг против друга.
— Тамара, — ласково проговорила Розалин, — что бы ты ни прятала, а я, кажется, знаю, что ты прячешь, отдай это мне.
— Я ничего не прячу. А вы?
Она дернулась от неожиданности.
И в эту секунду мы услышали шум наверху, сначала звон тарелок, потом шаги на деревянном полу. Независимо друг от друга, но одновременно мы перевели взгляды на потолок.
— Где он? — услышала я мамин крик. Я поглядела на Розалин и помчалась мимо нее.
— Нет, девочка.
Она перехватила меня.
— Отпустите! Это моя мама!
— Ей нехорошо, — нервничая, сказала она.
— Вы правы, и мне любопытно, с чего бы это? — крикнула я в лицо Розалин и побежала вверх по лестнице.
Мне не пришлось продолжить эту перепалку. Распахнув дверь, появилась мама в пеньюаре. У нее были дикие, страшные глаза, и она кого-то искала в коридоре.
— Где она? — спросила мама, не в силах сфокусировать взгляд.
— Кто? Розалин? — переспросила я, но она прошла мимо меня, завидев Розалин внизу.
— Где он? — потребовала она ответа, не спускаясь к ней.
Широко раскрыв глаза, Розалин крутила передник. Насколько мне было видно, пузырек все еще находился у нее в кармане. Я переводила взгляд с мамы на Розалин, и опять на маму, и опять на Розалин, не понимая, что происходит.
— Мама, его тут нет, — проговорила я, пытаясь взять ее за руку. Но она отпихнула меня.
И сразу же обернулась ко мне, а потом сказала, понизив голос до шепота:
— Тамара, он не умер. Правда, они сказали мне, что он умер, а на самом деле он не умер. Я чувствую, что он рядом.
Я заплакала.
— Мамочка, пожалуйста, перестань. Это просто… это просто… его дух не дает тебе покоя. Он всегда будет с тобой. Но он умер… Он правда умер. Пожалуйста…
— Я хочу с ним увидеться, — требовательно произнесла мама, обращаясь к Розалин.
— Дженнифер, — отозвалась Розалин, протягивая к маме руку, хотя они были слишком далеко друг от друга, чтобы она могла ее коснуться. — Дженнифер, успокойся. Вернись к себе и ложись в постель.
— Нет! — крикнула мама, и на сей раз у нее дрогнул голос. — Я хочу его видеть! Я знаю, что он здесь. Ты прячешь его!
— Мама, — разрыдалась я, — она не прячет его. Папа правда умер. Он совсем умер.
Мама вновь посмотрела на меня, и на мгновение, как мне показалось, она была убита горем. Но в следующее мгновение она уже в ярости бежала вниз по лестнице. Розалин бросилась к двери.
— Артур! — заорала она, оказавшись снаружи.
Артур, который был поблизости и вместе с Уэсли загружал оборудование в «лендровер», сразу же насторожился.
Мама тоже выбежала в сад, не переставая кричать:
— Где он? Где он?
— Дженнифер, перестань. Успокойся, все в порядке, — Артур попытался воззвать к маминому здравому смыслу.
— Артур! — крикнула мама и, подбежав к Артуру, обвила руками его шею. — Где он? Он здесь, правда?
Не зная, что сказать, Артур посмотрел на Розалин.
— Мама! — рыдала я. — Помогите ей, Артур. Да сделайте же что-нибудь! Пожалуйста. Она думает, что папа живой.
Артур посмотрел на маму так, словно она разбивала ему сердце, потом обнял ее, и ее трясло от рыданий в его объятиях, пока она снова и снова повторяла, где он и что с ним, а Артур нежно гладил ее по спине.
— Знаю, Джен, знаю, Джен, все в порядке. Все в порядке…
— Пожалуйста, помогите ей, — плакала я, стоя посреди сада и глядя то на Розалин, то на Артура, который обнимал маму. — Пошлите ее куданибудь. Позовите кого-нибудь на помощь.
— Папа сейчас дома. Я могу позвонить ему, — тихим голосом предложил Уэсли, — и он приедет.
У меня словно что-то перевернулось в груди. Стало страшно. Наверное, своего рода инстинкт. Я вспомнила о сожженном дневнике, о пожаре в моих снах. Маму надо отсюда увозить.
— Покажите ему маму, — сказала я Артуру. У него был непонимающий взгляд.
— Отвезите ее к доктору Гедаду, — повторила я так, чтобы не услышала мама. Мама дернулась в объятиях Артура и, обессиленная, скользнула на землю.
Артур согласно кивнул мне, после чего посмотрел на Розалин:
— Я скоро вернусь.
— Но ты…
— Я еду, — твердо произнес он.
— Тогда и я с тобой, — торопливо проговорила Розалин, мгновенно скидывая передник и помчавшись в дом. — Только сбегаю за ее плащом.
— Уэсли, останься с Тамарой, — приказал Артур. Уэсли кивнул и сделал несколько шагов в мою сторону.
Прошло еще несколько мгновений, и все трое уже сидели в «лендровере». Мама, моя плачущая мама, показалась мне непоправимо несчастной, когда я увидела ее в одиночестве на заднем сиденье.
Уэсли покровительственно обнял меня за плечи.
— Все будет хорошо, — ласково произнес он.
Когда мы только приехали сюда, мне казалось, словно я и мама пережили кораблекрушение, и нас, кашляющих и задыхающихся, выбросило на берег после того, как корабль пошел ко дну. Мы были в беде, мы всё потеряли, нас лишили своего угла, мы потеряли цель в жизни и как будто оказались запертыми в комнате без дверей.
Я понимала, что приведенные в порядок вещи не выбрасывают — они уцелевшие. Но я не думала об этом, пока не увидела «документы» природы, столь любимые Артуром. Мы смотрели передачу об островах в Океании, которые находились довольно далеко друг от друга, так что трудно было объяснить, как распространялась на них жизнь, если, конечно, не принимать во внимание птиц. А потом кокосы оказались повсюду. Все они выброшены на берег морем, сказал диктор. Два одиноких семечка выжили в море и выплыли на сушу. Что они стали делать? Они укоренились в песке и выросли большими деревьями, которых со временем стало много на берегу. Иногда из потерь получается много чего хорошего. Надо лишь повзрослеть.