Новый генсек, человек непьющий, идею антиалкогольной кампании поддержит, ему нужно поднимать разваленное советскими управленческими методами производство, и трезвость на предприятиях - одно из непременных условий. И женская часть населения будет его любить. Надо лишь грамотно подать идею и пролоббировать ее.
Идея понравилась, и Михаил Ланской получил то, чего хотел: доступ к роскоши и всяческим удовольствиям, в том числе к туристическим поездкам по всему миру, а не только в Болгарию и Румынию, и очень большие деньги. Его начальники по институту, конечно, узнали обо всем, и Ланского от работы над Программой отстранили. Были предприняты попытки как-то исправить положение, кураторы долгосрочной общесоюзной программы, не раскрывая истинных целей, вступили в контакт с теми, кто купил разработку Ланского, но не нашлось в то время силы, которая оказалась бы влиятельнее наркоденег. Пробиться к новому генсеку не удалось, и в мае 1985 года вышел указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Производство алкогольной продукции сократить, продажу ограничить, виноградники вырубить, и так далее.
С этого момента Евгений Леонардович раз и навсегда вычеркнул Михаила Ланского из своей жизни. Ему было очень больно, ведь десять лет, целых десять лет они работали рядом, загорались новыми идеями, придумывали методы исследований, разрабатывали технологии моделирования и прогнозирования, и Ионов считал Михаила, наряду с Димой Шепелем, одним из лучших своих учеников и последователей. Дима был талантливым математиком, Миша - криминологом.
А вот теперь Миша умер, ему только-только исполнилось шестьдесят два, совсем еще молодой. Идти на похороны не хотелось, но и не пойти нельзя, ведь провожать Михаила придет научная общественность, и отсутствие профессора Ионова сразу заметят. Никто не знает об их конфликте, так же как не знают и о Программе. И рассказать нельзя…
Еще только четыре утра, а сна ни в одном глазу. Ворочается в постели Евгений Леонардович, кряхтит, постанывает не то от боли в ноге, не то от душевной боли и ругает сам себя за то, что двадцать лет прошло, а он все не может простить Михаила… и все равно, хоть и ругает себя, а простить не может. Скорее бы прошел последний час перед подъемом. В пять утра он, как обычно, встанет и будет варить себе овсянку на воде. В Фонд он сегодня не поедет, вызвал машину на десять, чтобы сразу отправляться на панихиду. Но в девять он все-таки позвонит Диме Шепелю, Дима - активный и общительный, он все знает, может быть, ему известно, кто придет на похороны, и если представителей старой когорты ученых будет немного, то отсутствия Ионова никто и не заметит. Ведь людей, знавших Ионова и Ланского во время их совместной работы, осталось совсем мало, двадцать лет прошло, кто-то давно ушел из науки и связей с бывшими коллегами не поддерживает, кто-то умер, кто-то состарился или болен настолько, что на подобные мероприятия уже не выезжает.
Дима Шепель. Тоже проблема. Он сам-то на похороны поедет или нет? Когда-то Ланской увел у него жену, давно, еще до Программы. Правда, очень скоро она вернулась к законному мужу, всего через полгода. Но вернулась, будучи беременной от Ланского. Она хотела этого ребенка, а когда поняла, что с Михаилом жить не может и не хочет, делать аборт было поздно. Дима принял ее и парня вырастил как своего, он очень любил жену и был счастлив, когда она вернулась. И вот сейчас сыну Вадиму двадцать четыре года, он закончил Московскую академию МВД, три года поработал в уголовном розыске и теперь хочет заниматься наукой. Жена Димы просит устроить его к ним в Фонд. А Ионов все не может простить Мишу и свое непрощение распространяет и на его сына. И жену Шепеля он простить не может, хотя лично ему, Евгению Леонардовичу, она ничего плохого не сделала. Но Миша - предатель, и все, кто его любил, недостойны уважения. О том, что он и сам любил когда-то Мишу Ланского, Ионов благополучно забыл. Лукава память человеческая, ох лукава!
Ну вот и пять часов, можно вставать. Каша, обязательная прогулка, яйцо с сыром и кофе, а там и Диме можно звонить.
Без пяти девять хлопнула входная дверь, пришла домработница Роза, соседка по дому, мать многочисленного семейства, добропорядочная и надежная сорокалетняя женщина, которая была счастлива найти работу поближе к собственной квартире, чтобы по мере возможности приглядывать за детьми.
- Евгений Леонардович, вы дома? - громко спросила она прямо от порога.
- Дома, Розушка, дома, - откликнулся Ионов.
- Не заболели? Или вы сегодня попозже?
- Пока не знаю. Или через час уеду, или вообще дома останусь.
- Если вы дома будете, тогда говорите, что на обед готовить, я сейчас в магазин пойду.
- Погоди, Розушка, я сейчас позвоню, тогда и решим. Ты пойди пока кофейку выпей.
Роза благодарно улыбнулась и скрылась в кухне. Она очень любила хороший кофе, но для скромного бюджета ее семьи такое удовольствие было неподъемным, она покупала дешевый растворимый и позволяла себе пить его только один раз в день, утром. Евгений Леонардович знал о ее пристрастии и при каждом удобном случае угощал. Он твердо знал, что Роза придерживается собственных правил и без прямо высказанного предложения хозяина не то что кофе хозяйского себе не заварит - кусочка хлеба не отрежет.
Ионов дозвонился до Шепеля и огорчился, Оказывается, на похоронах собирается быть один из заместителей министра внутренних дел, который когда-то учился вместе с Ланским в адъюнктуре и в те времена крепко дружил с ним. Узнав об этом, научная и педагогическая общественность зашевелилась, во всяком случае, та ее часть, которая до сих пор служила и, стало быть, помнила и Ионова, и Шепеля. Ну как же, быть на одном мероприятии с замминистра! Иметь возможность, если повезет, быть лично представленным высокому руководителю или напомнить о себе - это дорогого стоит.
- Я вас понимаю, Евгений Леонардович, но придется ехать.
- А ты сам-то как?
- Куда ж мне деваться, - вздохнул Шепель. - Это как раз тот редкий случай, когда между вами и мной нет никакой разницы. Все вместе работали.
- Один поедешь? Или с Кирой?
- Один. Мне еще хуже, чем вам. Те, кто нас помнит, знают и про то, что она уходила к Мише. Могу себе представить, как они будут на меня смотреть и судачить шепотом. Да ладно, Евгений Леонардович, что я, мальчик? Мне уже пятьдесят пять стукнуло. Переживу. Вам легче, в силу вашего почтенного возраста вы можете прямо с кладбища домой возвращаться, а мне еще на поминках сидеть.
Ионов улыбнулся.
- Ну что ты, Дима, разве я тебя брошу? Вместе посидим, помянем Мишу Ланского. Кто из наших будет?
Шепель назвал несколько фамилий. Ну что ж, вот и ладно. Конечно, Дима прав, восьмидесятилетний профессор Ионов вполне может не ехать на поминки, все отнесутся к этому с пониманием, но не надо, нельзя отрываться от молодежи. Упустил что-то Евгений Леонардович, упустил, позволил трещине сначала возникнуть, потом расшириться, но, может быть, еще не поздно, еще есть возможность сделать так, чтобы трещина не превратилась в непреодолимую пропасть. Или уже нет?