Нет, не изменились. Вот она, идет под ручку с каким-то высоченным хмырем в очках, рассеянно поглядывает на игорные столы. Зацепила Равиля взглядом, чуть приопустила веки, мол, вижу тебя, и прошла дальше. Равиль сделал еще одну ставку, машинально и бездумно: на черное. Как новичок какой-то, ей-богу. Собирался ведь поставить на 12 - любимое свое число, но посмотрел на Каменскую и отвлекся. Рулетка завертелась, крупье вбросил шарик Равиль зажмурился, с ужасом понимая, что сейчас выпадет именно 12 и он долго не сможет простить себе оплошности. Так и есть! Он сжал кулаки, до боли впившись ногтями в ладони.
- Двенадцать, красное, - объявил крупье. Значит, не судьба. И теперь уж настроение у него точно будет испорченным.
- Добрый вечер, - послышался у него за спиной негромкий голос.
Равиль скосил глаза и увидел Каменскую. Она была одна. Тот тип в очках, с которым она пришла, садился за стол, где играли в «блэк джек».
- И вам не хворать, - отозвался он. - По кофейку?
Они не спеша прошли в бар, Равиль заказал себе джин с тоником, Каменская взяла кофе и стакан минералки. Взгромоздившись на неудобный круглый стул, он вытащил из кармана тяжелую золотую зажигалку, положил перед собой на стойку рядом с пачкой сигарет и стал нагло рассматривать Каменскую. Постарела. И выглядит плохо. Ну, не то чтобы плохо, не так, как выглядят тяжело больные, но она уже не похожа на девчонку, какой казалась до недавнего времени. Да, видно, жизнь-то у нее - не сахар.
- Ну, чем обязан? Опять кто-то из моих проштрафился?
- Надеюсь, что нет, - улыбнулась она. - Сегодня я белая и пушистая, ни в какие игры играть с вами не собираюсь. Мне нужна информация, причем настолько старая, что она уже ни для кого- ценности не представляет.
- Слушаю вас, - скупо обронил Равиль.
- Примерно в двухтысячном году или около того где-то за границей был убит некий господин.
- Весьма внятно, - саркастически усмехнулся он. - Ни места, ни времени, ни имени. Как-то на вас не похоже.
- Стараюсь быть разнообразной, чтобы вам не наскучить, - отпарировала она. - Зато известно, что здесь, в Москве, у него была любовница. Вот ее фотография, на обороте написано имя. Взгляните.
Она вытащила из сумочки снимок и протянула ему. Равиль взял фотографию, всмотрелся. Красивая девка. И с изюминкой. Не простая, сразу видно. Перевернул снимок, прочел надпись: Милена Погодина.
- Не встречали?
- Нет, - он покачал головой. - Точно не встречал. Нигде.
- Уверены?
- Такую я бы не забыл. Мимо этой девочки просто так не пройдешь. Повезло кому-то. У нее самой спросить вы, как я понимаю, уже не можете?
- Угадали. Меня интересует, кто был ее любовником, к какой группировке он принадлежал и за что его убили. И еще я хочу знать, оставались ли после него какие-нибудь спорные деньги и могли ли сейчас появиться претенденты на них.
- Где, вы говорите, его убили?
- Кажется, не то в Греции, не то на Кипре. Но это не точно, вполне может оказаться и какая-то другая страна. Я могу рассчитывать на вашу помощь?
- Само собой, Анастасия Павловна. Результата не обещаю, но сделаю все, что смогу. Это все?
- Все. Не смею вас задерживать, у вас игра.
Равиль не спеша положил в карман пиджака зажигалку, сигареты и фотографию, неловко сполз с высокого круглого стульчика и слегка поклонился:
- Желаю здравствовать.
Каменская улыбнулась в ответ краешком губ и тут же отвернулась, подзывая бармена Вот сучка милицейская! Впрочем, грех жаловаться, настроение она ему не испортила, времени много не отняла, неприятного ничего не сказала, и просьба-то у нее пустяковая. Равиль был уверен, что выполнит ее дня за два.
В течение всего заседания кафедры Настя чувствовала себя ужасно виноватой. Кафедральный день - среда, сегодня пятница, и заседание назначили только для того, чтобы обсудить ее диссертацию, что, разумеется, не могло не вызвать у преподавателей раздражения. Пятница же! Вместо того чтобы быстренько отчитать свои лекции, провести семинары и бегом на дачу, сиди тут и выслушивай доклад какого-то соискателя. Скука смертная! И ладно бы еще соискатель был «спорный», то есть такой, которого и мордой в грязь ткнуть не грех, устроить из заседания веселенький спектакль и доказать рьяному околонаучному сопляку, только-только получившему диплом о высшем образовании, что нельзя с кондачка сочинить малограмотный бред и выдать это за диссертацию; тогда бы хоть какое-никакое оживление можно внести. А тут что? Сорокапятилетняя баба, подполковник, двадцать лет отпахавшая в уголовном розыске. Ну понятно же, что пишет она на собственных материалах и каждое слово в работе у нее выстрадано и на своем горбу выношено. Чего тут слушать и обсуждать? Кроме того, эта баба с Петровки умудрилась напихать в свою чисто криминологическую работу всякой математики, в которой никто из членов кафедры ничего не понимает. Исключение составляет один доцент, читающий курс судебной статистики, но и он слушает соискателя без всякого интереса, а уж что об остальных говорить? Все своим делом заняты: кто контрольные проверяет, кто читает присланные на рецензирование материалы, а кто и газеткой исподтишка шуршит.
Насте, конечно, было обидно, ведь она так волновалась, готовилась, несколько раз вслух читала Леше свое выступление и под его руководством сокращала длинноты и убирала ненужные, на его взгляд, подробности. Каждый раз это стоило ей чуть ли не слез, потому что подробности эти были ей милы и дороги, ей казалось, что именно в них состоит изюминка работы, она сама их выявила и сформулировала, но Алексей с непреклонным видом настаивал на своем:
- Пойми, Ася, это никому не нужно, это никому не интересно, поверь мне, я за свою жизнь столько диссертаций пропустил! Докторская совсем другое дело, а кандидатские никого не волнуют. И говорить ты должна двадцать минут, это максимум, в противном случае тебя возненавидят, потому что все хотят побыстрее уйти домой.
И Настя послушно следовала его советам. Теперь она понимала, что Чистяков оказался прав. Впрочем, как всегда. Но, может, это и к лучшему, что никто особо не слушает? Если в ее выступлении есть слабые или спорные места, этого никто не заметит.
Впрочем, нет, один человек все-таки слушает ее доклад, и это пугало. Профессор Ионов. Когда за пять минут до начала заседания научный руководитель Каменской сказал, что пригласил профессора Ионова поучаствовать в обсуждении ее диссертации, потому что Евгений Леонардович - родоначальник направления, кратко именуемого «криминология и математика», Настя от ужаса дар речи потеряла. Сам Ионов! Еще в университете она читала его монографии и была единственной на курсе, кто понимал в его работах каждое слово, ведь сама-то она закончила в свое время физико-математическую школу и сложные формулы Ионова читала без всякого труда. Но это было так давно… Она почему-то была уверена, что ученый много лет назад почил в бозе. А он, оказывается, жив, да мало того, еще и на обсуждение пришел. И если в ее математических выкладках и основанных на них криминологических выводах что-то не так - разгрома ей не избежать.